Журнал Кортик

ABP_TOR пишет:

цитата:

11 Укр. Сов. полк никак не мог участвовать в освобождении Харькова, поскольку был сформирован из повстанческих отрядов в районе Славянска-Краматорской, а это
несколько южнее :))

Вот копия показаний Д. И. Попова (недавно удалось получить).

«Удалось создать ряд отрядов в Харьковской губ., которые впоследствии были сформированы в 11-й Укр. советский полк, численностью до 2.500 штыков под командованием Саблина. <…> При наступлении Красной армии со стороны Казачей Опани, вошел в Харьков и арестовал отступавшие петлюровские части: 1-й гайдамакский Яна Кармелюка полк и Изюмский офицерский добровольческий полк, которые были мною разоружены и захвачены со снаряжением. Из Харькова вместе с отрядами, которые уже в Харькове сформировались в 11-й полк, двинулся на г. Змиев, Изюм и Бахмут, которые первые два были взяты нами и последний три раза переходил из рук в руки».

цитата:

В президиум ВЧК

Попова Дмитрия Ивановича анархиста-
коммуниста члена представительства армии
Махно.

Показание в ответ на предложенные т. Лацисом вопросы.

Заданные вами вопросы охватывают не только сущность данного моего заключения как члена и уполномоченного от армии Махно, подписавшего соглашение от названной армии с Советской властью, но и некоторые не относящиеся к данному моему аресту события в прошлом. Ввиду их исторического значения я отвечаю по существу заданных вопросов, полагаю, что моя роль в этих событиях будет яснее для Вас, если я позволю себе кратко нарисовать мое участие в революции вообще до настоящего момента.

Я, безземельный крестьянин Московской губ. Клинского у. Троицкой вол. дер. Кононовой, рожд. в г. Москве, где вначале, по окончании городской школы, работал с 14 лет вместе с родителями на фабрике Ж. Блок. И до призыва в Балтийский Флот на действительную службу в 1914 г., работал в гор. Москве на различных заводах и фабриках, последнее время в 1914 г. - рабочим газетной артели. Жизнь рабочего дала мне возможность знакомиться, по подпольным тогда историям, с политическими партиями и, не будучи еще членом какой-либо партии, благодаря ничтожному знакомству с революционными программами я, однако, по убеждениям был более с.-ром, чем кем-либо еще. Революция 1917 г. для меня, как и для всех тружеников, явилась желанным моментом. Все свои силы я отдал революционной работе, вступив в партию с.-ров. Благодаря знакомству с первых дней партийной работы с т.т. Устиновым, Прошьяном, я сразу примкнул к так называемому левому крылу партии /лев. с.-рев. как партии тогда еще не было./

Моя работа как с.-ра до конца декабря 1917 года протекала в Гельсингфосе, где группа нас с.-рев. с т. т. Устиновым и Прошьяном еще в мае 1917 г. организовала самостоятельное ядро лев. с.-рев. и выпустила в мае же 1917г. свой орган - "Социалист-Революционер-Интернационалист", редактирование которого было возложено на меня. Все это привело к исключению тогда всей нашей группы из партии с.-ров. Войдя в блок с т. т. коммунистами - группой в Финляндии в составе которой находились т. т. Смилга и Антонов-Овсеенко, до Октябрьской революции вели в Финляндском областном Совете и Балтийском Флоте ожесточенную борьбу с партиями правых с.-р. и меньшевиков. Июльские события в Питере 1917 г. повели за собой массовые аресты правительством Керенского большевиков и левых с.-р. В Гельсингфорсе были арестованы т. Антонов, Устинов и Прошьян. Нашим организациям был нанесен жестокий удар. Орган большевиков "Волна" был закрыт. Я остался одним из активных работников нашей группы. Вместе с тов. Жемчужным /коммунист./ мы продолжали дальше издание органа с.-р. и к моменту освобождения незадолго до октября т. т. Устинова, Прошьяна и Антонова нам удалось значительно преодолеть правые партии и укрепить значительно свои организации. На 2-й съезд Советов я был избран и был в составе ВЦИК, до 3 включительно членом ВЦИК. В Октябрьскую Революцию выехав в Питер, я принимал активное участие, и после установления власти Советов вернулся в Гельсингфорс, где к эвакуации из Финляндии сформировал отряд, с которым по приказу Реввоенсовета или Совета обороны, точного названия не помню, был командирован с отрядом в Москву и распоряжением Московского Совета поступил в ведение ВЧК. Партия делегировала меня в состав ВЧК. Моя работа в ВЧК достаточно известна и на ней останавливаться не буду, перейду к июльским событиям в Москве... Тактика партии лев. с.-р. по вопросу Брестского мира расходилась с тактикой партии коммунистов перед, кажется, V-м съездом в Москве, съезд партии лев. с.-р. высказал самое резкое расхождение по этому вопросу с тактикой коммунистов. Съездом партии лев. с.-р. было решено добиться на съезде Советов разрыва Брестского мира. С тактикой партии лев. с.-р., вернее с решением партийного съезда, я был согласен, но о готовящемся акте против Мирбаха я узнал за несколько дней до такового, и, считая Мирбаха представителем насилия германского капитализма, удушающего революцию, был согласен с актом против Мирбаха. Однако категорически утверждаю, что никакие действия и выступления против Советской власти с целью захвата власти партией лев. с.-р. не подготовлял, если подобные намерения и входили, возможно, в задачи ЦК партии лев. с.-р., то о таковых я решительно ничего не знал и с ним бы не был согласен. Полагаю, что проверить это не представляет особой трудности, т.к. многие члены ЦК лев. с.-р. существуют все в данное время легально, могут и обязаны это подтвердить. Июльские события развертывались в следующем известном мне порядке.

По состоянию своего здоровья я находился в своей деревне в отпуске, как был немедленно от имени ЦК вызван т. Александровичем в Москву. За мной приехали в деревню в автомобиле. По прибытии в Москву я узнал, что ЦК готовит акт против Мирбаха, однако в целях конспирации ни о деталях, ни об исполнителях акта мне извещено не было. Т. Прошьян от имени ЦК объяснил, что всю ответственность за акт ЦК берет на себя и во избежание вынужденной возможности со стороны т. т. коммунистов репрессий к виновникам акта, ЦК, как ответственный, а равно и исполнитель акта, уйдут в подполье, чем предотвратят репрессии и возможность столкновения двух советских партий. Однако ЦК, учитывая возможность репрессий по отношению к остальным членам партии и партии в целом заявил, что организациям и членам партии конспиративно предложено быть готовым на случай самозащиты. В частности, ЦК выдвинул и назначил для этой цели так называемый Штаб обороны партии, в состав которого вошли: т.т. Саблин как начштаба, я - Начоперода, тов. Блюмкин, Орешкин, Витта и некоторые другие. Повторяю, что ни деталей, ни дня акта известно не было, но потому, что за несколько часов до акта у меня был Прошьян и взял с собой одного из моих шоферов, я догадывался, что это должно произойти в этот же день. Каким путем и почему вместо предполагаемой конспиративной квартиры, по совершению акта т.т. Блюмкин и Андреев приехали ко мне в штаб, я не знаю, но по объяснениям уже после я понял, что по каким-то причинам они не могли попасть на приготовленную квартиру. Вскоре почти вслед за Блюмкиным ко мне прибыл почти весь ЦК, еще до приезда ко мне тов. Дзержинского. Во время приезда ко мне Блюмкина у меня был тов. Беленький, который, увидя раненного Блюмкина, кажется, что-то заподозрил и уехал в ВЧК. Далее события произвольно стали развертываться своим порядком. Вскоре приехал тов. Дзержинский и спросил Блюмкина. Я ответил: "не знаю здесь ли", и заявил, что справлюсь у казначея Паскевича, коему помимо поручалось от ЦК отправить Блюмкина к врачу. Паскевич ответил: "отправлен на извозчике в лечебницу", но по неуверенности ответа я догадался, что Блюмкин в отряде, он лежал в отрядном лазарете. Тов. Дзержинский отправился во двор осмотреть помещения, а я вернулся в свою комнату, где находился ЦК и сообщил о т. Дзержинском. ЦК решил, что далее скрывать невозможно и что, по его мнению, избежать столкновения не удалось и постановил задержать, до выяснения дальнейшего, т. Дзержинского в отряде. Это было поручено, кажется, Черепанову, Прошьяну и моему помощнику Протопопову. Затем ЦК, полагая, что со стороны коммунистов последует наступление, утвердил упомянутый ранее штаб и предложил приготовиться к возможной обороне. Не знаю, входили ли в намерение ЦК помимо обороны иные задачи, но по данной т. Прошьяном телеграмме о свержении Сов. власти, о которой я узнал после, я понял, что ЦК необходимость самообороны полагал использовать с иными целями. (Впоследствии это было моим крупным разногласием с ЦК). Мой отряд, состоящий в большинстве из с.-рев. и им сочувствующих (не говоря о штабе, который был эсеровским), в порядке партийной дисциплины был подчинен названному ранее штабу и действиями фактически руководил, в силу сложившихся обстоятельств, ЦК. На требование подошедших вооруженных сил выдать Блюмкина, ЦК было отвечено отказом, с чем я был безусловно согласен и полагаю, что всякий честный революционер был к тому обязан. События в Трехсвятительском переулке для меня носят характер самообороны революционеров, вынужденных к тому сложившимися обстоятельствами, и если ЦК полагал их использовать с иной целью, это было нелепостью до того очевидной, что говорить об этом не приходится. Произведенный арест членов ВЧК и некоторых задержанных на улицах советских работников-коммунистов объясняю я необходимостью и боязнью за участие арестованных на съезде Спиридоновой и фракции лев. с.-р. Если вы возьмете на себя труд вспомнить мой разговор с вами и т. Дзержинским о сказанной мной фразе: "Мы вовсе не хотим захвата власти", на что тов. Дзержинский ответил, что если Вы, оправдывая власть коммунистов, не возьмете сами - сделаете преступление. И из следующей фразы "за целость Спиридоновой и фракции мы не остановимся снести пол-театра", - сказанной мной. Вы найдете в них подтверждение сказанному мной выше, что события мне не представлялись с целью захвата власти, и что арест членов ВЧК и других вызваны были боязнью за участь арестованных наших товарищей. Далее, когда события из первых, случайных столкновений грозили перейти в форму ожесточенной борьбы до конца и вели за собой ненужную лишнюю кровь, я предложил, приводя к тому аргументы и мотивы, ЦК немедленно отступить, что было и приведено в исполнение. Дальнейшее Вам известно. Касаясь в данном случае этих событий общим освещением, полагаю, что они проливают известный свет и дают необходимое представление как о самих событиях, так и о моей роли в них... До декабря 1918 г. после сказанных событий я прожил в Москве, лечась от нервного паралича как результата пережитого.

В декабре я выехал на Украину в г. Харьков во времена петлюровщины в нем. Анализ происшедших событий в Москве и некоторые ставшие известными после меня подробности поведения ЦК, и указанная ранее телеграмма Прошьяна характеризовали мне, что ЦК действовал совершенно необдуманно и отозвавшиеся болью в душе события, благодаря действиям ЦК, события трагические получали освещение какой-то безрассудной детской комедии нанесшей лишнюю рану революции. В Харькове я, оставаясь в рядах партии, взял на себя работу, как начальник Центр, повстанческого штаба партии, по организации повстанчества в харьковщине против Петлюры. Удалось создать ряд отрядов в Харьковской губ., которые впоследствии были сформированы в 11-й Укр. советский полк, численностью до 2.500 штыков под командованием Саблина. Я под фамилией Кормилицина и Самородова приказом начдива был утвержден помощником командира полка. При наступлении Красной армии со стороны Казачей Опани, вошел в Харьков и арестовал отступавшие петлюровские части: 1-й гайдамакский Яна Кармелюка полк и Изюмский офицерский добровольческий полк, которые были мною разоружены и захвачены со снаряжением. Из Харькова вместе с отрядами, которые уже в Харькове сформировались в 11-й полк, двинулся на г. Змиев, Изюм и Бахмут, которые первые два были взяты нами и последний три раза переходил из рук в руки. Под Бахмутом мое инкогнито было открыто, не желая подвергаться возможному преследованию, к тому же получив от партии вызов в Харьков, я выехал в Харьков, откуда был послан на съезд партии в Киев. Обстановка, атмосфера и неопределенная дальнейшая линия поведения партии лев. с.-рев., выдвигающаяся на этом съезде, привела меня к еще большему, во многом расхождению с партией с.-рев. На съезде ясно намечалась отсталость партии от революции и ее несомненное банкротство. Требования коммунистического строительства все ярче и ярче предъявляли свои права по отношению всякого революционера. Здесь впервые в моих убеждениях наметился сдвиг. Но коммунизм государственный в форме практикующегося строительства и чисто практического и в конечной идее меня не удовлетворял. В силу этого, не придя еще к окончательному решению, я оставался еще в партии с.-рев. По окончании партсъезда я выехал в Одессу, положение в организации партии, ее расхлябанность и исключительное занятие (простите за нескромность, но об этом я буквально также выразился в своем заявлении о выходе из партии) - занятие политическим онанизмом, заставили меня пассивно отнестись к работе в партии. Из Одессы я выехал по вызову ЦК с Шалониным и Абраменко в Киев, в дороге схватил испанку и приехав лежал больной. Оправился незадолго до занятия Киева деникинцами. Деникинская оккупация застала меня в Киеве. Случайно встретившись с некоторыми товарищами коммунистами из Киевского губпарткома на сквере и узнав их бедственное, в смысле конспирации, положение предложил поехать ко мне на квартиру. (По совпадению я конспирировался на квартире, где когда-то, кажется, в 1906 году конспирировался т. Троцкий, оказались общие знакомые). Здесь совместно с указанными товарищами мы начали готовить работу по организации повстанчества против Деникина в киевщине, но подозревая в провокации некоего члена партии лев. с.-рев. - Тишко, что впоследствии подтвердилось, мы отказались от намеченных работ и благоразумно поступили. Я выехал в Екатеринослав, откуда поехал в Ново-Московский уезд, где сорганизовал повстанческий отряд, с которым и оперировал против Деникина в Ново-Московском уезде. Узнав о занятии Екатеринослава в сентябре махновцами, я решил двинуться на соединение и прорвался в Екатеринослав. Партийная конференция в Екатеринославе еще более подтвердила мои расхождения с партией. Знакомство с анархистами-коммунистами и литература Кропоткина окончательно укрепили и завершили сдвиг моих убеждений и я подал заявление о выходе из партии; однако будучи по убеждениям анархистом-коммунистом, уже в армии Махно организационно не связывался еще и до настоящего времени ни с одной анархической конфедерацией. Последнее время был связан персонально и работал вместе с Волиным (Эйхенбаумом). Будучи в период борьбы с Деникиным в армии Махно, я командовал пехотными частями в составе 2-го Сумского, 24 Терновского, Тараса Шевченко, 3-го Екатеринославского и ударной группой Петренко - пехотными полками. С названными частями, под напором отступающих от Красной армии белых, я прикрывал отступление, будучи в арьергарде махновской армии до Кичкаса, и вошел в г. Александровск. Вслед за этим в Александровск вошла Красная армия, части же Махно, на 2/3 растрепанные боями, стояли в районе Гуляй-Поля. Махно заболел сыпным тифом. Командование армией принял убитый теперь Калашников. Полученный приказ двинуться на Польский фронт махновской армии, по обсуждению командования высшего, был передан на разрешение общего собрания представителей частей. Командование и собрание нашло, что армия после долгих тыловых операций без снаряжения, припасов, обладая больными и ранеными количеством до 30.000, выполнить приказ не могла и ответила, мотивируя, отказом. Советской властью было предложено разоружиться (это происходило в январе 1920 г.). Наличие фронта Деникина, бессмысленность сопротивления заставило на вновь созванном общем собрании предложить повстанцам, желающим вступать в Красную армию, а не желающим разойтись по домам и уклониться от возможного столкновения с Красной армией и Сов. властью.

Спустя неделю после принятого решения я, проживая в Гуляй-Поле, заболел сыпным тифом и был перевезен в одну из деревень около Гуляй-Поля на излечение. Оправился от болезни в конце марта 1920 г. К тому времени взаимоотношения Советской власти с махновцами приняли форму ожесточенной борьбы по селам, производились аресты и репрессии против махновцев. Будучи в то время еще преследуем Сов. властью, как лев. с.-р., я вынужден был выехать в армию. Этот период своего пребывания в махновской армии, я считал себя обязаным отдаться культурно-просветительской работе и, работая в армии как анархист-коммунист, я отказывался от всякого командования и, находясь все время в культурно-просвет. отделе, будучи избран в члены Реввоенсовета армии, я направил свою работу внутри армии на борьбу с проявлениями петлюровщины как в армии, так и среди населения, против уродливых и отрицательных форм и явлений характера, ничего общего не имеющего с какими-либо революционными заданиями и идеями. Ведя пропаганду как анархокоммунист, махновской борьбе с советской властью старался путем агитации дать оправдание, поскольку эта борьба вызвана необходимостью самообороны и поскольку необходимость самообороны пропадает, постольку борьба должна быть прекращена немедленно и повстанчество должно направить свои силы против белогвардейщины непосредственно. Отсюда понятно и вполне последовательно поведение и инициатива переговоров. Наступление и успех Врангеля настоятельно требовали ликвидации борьбы махновщины против Сов. власти и этот запрос в бытность махновщины на Дону был поставлен в Реввоенсовете по моей инициативе на окончательное решение. (Хотя до этого еще мной была сделано телеграфно к тому попытка из Изюма, однако успехом не увенчавшаяся).

Поставленный вопрос о соглашении с Сов. властью в Реввоенсовете нашел благоприятное разрешение и мне была дана санкция начать переговоры, каковые я и начал телеграфно из Беловодска с тов. Манцевым. Переговоры предварительно по телеграфу были закончены согласием на условиях обеих сторон. Произошел обмен представителями и я, получив дальнейшие полномочия, выехал в Харьков для детализации и подписания предварительно принятых на месте трех пунктов политического соглашения.

Подписанный мной и Куриненко, с одной стороны, и т.т. Яковлевым, Бела-Куном, Фрунзе, и Гусевым с другой известные три пункта соглашения и особенно третий пункт достаточно ясно рисуют мое отношение к Советской власти включительно до совместной работы в Советах и на фронте. По заключении соглашения моя миссия в Харькове заканчивалась, и я обращался телеграфно в армию с просьбой получить поездку в Москву для информации, для возможности увидеть оставленную семью или же вернуться в армию. К тому времени армия Махно выдвинула дополнительно 4-й пункт соглашения, присланный мне в Харьков с т. Гариным и требовала снятия 3-го пункта, заменив его 4-м. Против снятия 3-го пункта я по прямому проводу высказался отрицательно, и он был оставлен. Поручение переговоров с 4-м пунктом принял и остался в Харькове для его разрешения. Против ожидания, переговоры по 4-му пункту дали благоприятный результат, и на последнем заседании с т. т. Затонским и Яковлевым нам удалось найти общую редакцию, о чем я сообщил по прямому проводу в армию. Разговор по проводу происходил в день нашего ареста и вполне понятно, что объявленное выступление со стороны Махно против Советской власти для меня абсолютно непонятно, т.к. условия соглашения исчерпывали всякий повод к какому-либо столкновению, и если Махно действительно пошел на этот шаг, то разумеется, что к таковому можно отнестись только в самой отрицательной форме. Относясь честно к своему долгу революционера и принятому соглашению, в ответ на объяснения тов., Балицким причин нашего ареста, мы подали по этому поводу соответствующее заявление. Перейду к самому аресту. В ночь на 26 ноября в квартире представительства при штабе Юж. фронта мы были арестованы и отправлены в тюремный отдел Цупчрезкома Украины. Причиной ареста служит, по заявлению тов. Балицкого, начало военных действий со стороны Махно и подозрение в нашем соучастии. Со дня ареста до настоящего момента в порядке следствия по поводу нашего ареста обвинений не предъявлено. Повода к подозрению в соучастии, за исключением разве только того, что мы представители махновской армии, также не предъявлено. Не буду приводить здесь фактов, устанавливающих полную непричастность к выступлению Махно, так как в порядке следствия они будут выдвинуты и на это отвечу, но полагаю, что следственный материал и без этого достаточно ясно установит непричастность к выступлению Махно. Теперь я должен лишь еще разъяснить:

1) Что единственной задачей представительства в Харькове явилось достижение полного соглашения, устраняющего навсегда борьбу повстанчества против Советской власти. Мотивы к тому мной будут высказаны в моих взглядах на дальнейшие задачи крестьян и рабочих.

2) Ни о каких скрытых замыслах Махно не знал, в них не участвовал.

3) К выступлению настоящему Махно против Советской власти отношусь самым отрицательным образом, т. к. единство в идее не означает единства в тактике, т.е. настоящий шаг можно назвать безумием со стороны Махно.

4) Совместную работу с Советской властью, как это показывает моя инициатива, я признаю для себя не только приемлемой, но и обязательной, не с момента ареста и заключения в тюрьму, а ясно по мотивам, обязующим к тому меня как революционера и, поскольку существовавшим соглашением я был легализован и поставлен в общие ряды с Советской властью, поскольку как член мирной делегации, получил возможность вместе с Советской властью бороться против белогвардейщины, постольку считаю свой арест несправедливым и полагаю, что мое требование об освобождении из тюрьмы и предоставлении возможности принять участие в революции будет возможно незамедлительно удовлетворено. Было слишком нелепой с моей стороны мыслью думать, что после нескольких месяцев совместной работы с Советской властью как легально существующего и официального признанного революционера, Сов. власть подвергнет преследованию на почве мести. Этой нелепой мысли, несомненно, не может быть места у меня. Перехожу теперь к моим взглядам на очередные задачи крестьян и рабочих. Тема очень обширная и подробное изложение заняло бы целые брошюры. Поэтому постараюсь передать возможно кратко по существу. Настоящий момент - отсутствие фронтов - является передышкой для крестьян и рабочих перед новой и решительной борьбой за социальную революцию, не только с отечественной, но и мировой буржуазией. Конференция "рыцарей учредилки" в Париже, затеваемый Красновым "национально-демократический" поход, приготовление Петлюры, притаившийся Семенов под протекторством Японии, вызывающее поведение грузинских "социал-предателей", связано все это с межсоюзнической конфедерацией в Париже и происками контрреволюции в мировом масштабе, заставляет предполагать, что момент решительного боя с мировой буржуазией не столь далек как некоторые полагают. Льстить себе надеждой на продолжительный отдых не приходится; следовательно, возможности короткого отдыха рабочие и крестьяне должны в первую очередь употребить на усиление своей как тыловой, так и фронтовой мощи, дабы иметь возможность, укрепив себя, дать должный отпор мировой реакции Главное внимание должно быть уделено главным образом тылу, конкретно выражено в поднятии и усилении промышленности, развитии экономического благосостояния и наибольшей сельскохозяйственной производительности. В зависимости от степени усиления тыла зависит целиком создание фронтовой мощи Естественно, что в связи с этим назревает вытекающий отсюда, особенно острый для анархиста вопрос - "Как этого достигнуть?"

Усилим ли тыл, поднимем ли промышленность, сельскохозяйственную производительность и экономическое состояние страны и каким способом, какими существующими или возможными к тому органами и аппаратами. Вот главнейшие вопросы, по которым необходимо высказаться. Как анархист-коммунист, безусловно, я за переход к безгосударственным коммунистическим организациям, но вопрос, необходимо ли сейчас же употребить все силы на агитацию за переустройство государственных Советских органов в безгосударственные анархические, и сможем ли мы сейчас без ущерба для интересов революции немедленно приступить к таковому переустройству, - вопрос величайшей важности, с ним связаны дальнейшие интересы революции. Принимая во внимание, что из двух зол необходимо выбирать меньшее, приходится, констатируя неподготовленность трудовых масс, сказать, что анархическое строительство массовое возможно, а, следовательно, и попытка затеять сейчас кампанию в массах за ломку существующего государственного коммунистического аппарата Советской власти была бы попыткой в высшей степени необдуманной и, несомненно, в ущерб интересам революции. Предположить, что за короткий срок в какой-то степени и удалось бы разрушить государственный аппарат, но несомненно создать взамен его не удалось бы абсолютно ничего. Отсюда - короткий отдых предназначен для укрепления революционных сил, данной борьбой и ломкой, в конец бы обессилил и расшатал и без того измученный организм революции. Разрушив хотя и существующее с большими недостатками государственное коммунистическое строительство, мы бы остались у разбитого корыта, не способные ни к малейшему отпору наступающей реакции. Следовательно, для меня, как для анархиста-коммуниста, в принципе идейно отвергающего государственность, наименьшим все-таки злом является не разрушение в данный момент государственного аппарата власти, а его сохранение, поскольку он является единственным аппаратом налаживания и усиления в данный момент революционной мощи крестьян и рабочих. Следовательно, в подходе к вопросу об отношении к Советской власти, я далеко не "разделяю взгляда необходимости немедленной борьбы с Сов. властью во чтобы то ни стало. Полагаю, что приведенного основного взгляда на очередные задачи крестьян и рабочих и об отношении к Советской власти вполне достаточно для того, чтобы не только уяснить мою теперешнюю позицию, но и мотивы диктовавшие, соглашение и 3-й пункт соглашения о вхождении махновцев в Советы для тяжелой и черновой работы по воссозданию и укреплению сил и мощи революции. Оставляя за собой право пропаганды идеи анархического безгосударственного коммунизма в рамках произведенного выше взгляда на положение вещей, я остаюсь на необходимости отдания своих сил для совместных работ с Советской властью против белогвардейщины. Из этого, полагаю, вполне понятно, что меня заставило поднять вопрос о соглашении, участвовать в нем, и отнестись резко отрицательно к выступлению Махно против Советской власти

Теперь перехожу к заданному вопросу о гарантиях, какие я могу дать. Этот вопрос мне не совсем понятен, особенно после того, что моя подпись под соглашением являлась достаточной гарантией для всего соглашения. Не понимаю, какую гарантию я могу дать еще. Полагаю, что моя революционная деятельность достаточно гарантирует мою преданность революции, а поскольку я предан своим убеждениям и интересам революции, надеюсь, вы можете заключить из того, поскольку я не считаюсь с личными интересами и жизнью во имя революции. Думаю, что мое отношение и подобный взгляд на положение вызван не тюрьмой, боязнью каких-либо репрессий, а вызван гораздо ранее моего ареста - моей инициативой соглашения, моим приездом на сторону Советской власти и, поскольку я не нарушил и не изменил своих настоящих убеждений, сомнение в искренности моей является быть может ненамеренным оскорблением меня как революционера. После всего сказанного мне остается добавить немного по вопросу о влиянии партии и групп на махновщину. Попытки как партии, так и различных анархических групп были неоднократны, но успехом не пользовались за исключением, пожалуй, в последнее время "набатовцев", но это объясняется более, пожалуй, влиянием чисто персонального характера т. Волина. Заканчивая настоящие показания, я обращаюсь к президиуму со следующим: "Ввиду того, что по отношению меня обвинения не предъявляется и будучи повторяю непричастным к настоящему выступлению Махно против Сов. власти, я считаю свой арест как революционера, работавшего совместно с Советской властью и не имеющего за собой причин содержания меня в тюрьме, несправедливым - требую незамедлительного своего освобождения и предоставления мне участия в дальнейшей совместной работе с Сов. властью против белогвардейщины и считаю свое заключение актом несправедливым".

Тюрьма Особ отд. ВЧК
Кам. № 15 Февраля 2-го дня 1921 г. Д. Попов

P.S. 1) В виду того что мной уже указано об отсутствии моей организационной связи с группами анархистов, тем более я не имел никакого отношения к анархистам подполья и о взрыве Леонтьевского переулка знаю только по печати в газетах.

2) Не будучи знаком ни лично с Григорьевым, ни с платформой его "Универсала", ни с его движением и характером такового, могу ответить что и о нем знаю только то, что было в свое время опубликовано в печати.

2-го Февраля 1921 г. Д. Попов

ЦА ФСБ, д. Н-963, л. 50-85.