Из воспоминаний Великого Князя Кирилла Владимировича "Моя жизнь на службе России":
"... Примерно через неделю после прибытия я получил назначение в штаб адмирала Макарова на его флагманском корабле „Петропавловск". Я находился с ним в постоянном и очень тесном контакте. Адмирал давал мне много работы, в основном, конфиденциального характера, благодаря чему я смог разобраться в том, что происходило. Иногда ночью я спешно отправлялся на одну из береговых батарей, чтобы остановить стрельбу по нашим эсминцам. Опознавательных огней включать не разрешалось, и когда эсминцы выходили на траление, постановку мин или на ночное патрулирование, их невозможно было отличить от вражеских. Наши малые корабли ходили на задания днем и ночью. Тем временем Макаров подготавливал уход эскадры из Порт-Артура, намереваясь прорвать блокаду и соединиться с остальным флотом во Владивостоке. Каждую ночь адмирал выставлял один из кораблей на внешний рейд между входом в гавань и нашим минным заграждением, чтобы не допустить внезапной ночной атаки или проникновения вражеского корабля для постановки мин. Если отмечалась подозрительная активность со стороны противника, то с рассветом начинался поиск вражеских мин. Адмирал проводил ночь на борту корабля, охранявшего вход в гавань. С фортов тоже велось тщательное наблюдение. 12 апреля море штормило, видимость была крайне плохая из-за сильного бурана. В шесть часов вечера адмирал Того направил несколько эсминцев на постановку мин у входа в Порт-Артур. В 11 часов вечера эсминцы прибыли к месту назначения и расставили мины. Их заметили дозорные фортов, но из-за плохой видимости не смогли удержать в пределах досягаемости лучей прожекторов. В ту ночь дежурил крейсер „Диана" с адмиралом Макаровым на борту. Как помнится, я спал в одежде на диване кают-компании. Пост наблюдения одного из фортов предупредил нас о подозрительных объектах, замеченных в море. Получив информацию, Макаров собирался начать поиск мин на рассвете, но непредвиденный случай отвлек его внимание. Следует отметить, что Макаров во что бы то ни стало стремился сохранить все свои корабли до решающего сражения - это было его принципом. Ночью 13 апреля[56] адмирал отправил несколько эсминцев на поиск основных соединений японского флота, которые он вскоре надеялся атаковать. Во время ночного бурана два наших эсминца оторвались от остальных. Командир „Страшного" Малеев, посчитав, что он нашел своих, присоединился к ним. Однако к своему ужасу на рассвете обнаружил, что ошибся, приняв из-за плохой видимости корабли противника за русские, и теперь идет в их кильватере. Японцы тут же атаковали „Страшный". Малеев не подпускал их до тех пор, пока снаряды полностью не изрешетили его корабль, а орудия и двигатели не вышли из строя. Он сам защищал корабль, обстреливая противника из пулемета, а когда „Страшный" пошел ко дну, раненный, спрыгнул за борт. Второй эсминец, „Смелый", ночью же обнаружил свои корабли и предупредил адмирала об опасности, в которой оказался „Страшный". Макаров, верный своему принципу, немедленно направил крейсер „Баян" спасать „Страшный". „Баян" прибыл как раз вовремя, чтобы успеть подобрать в море немногих оставшихся в живых, одновременно обстреливая противника с левого борта. Сознавая всю опасность положения „Баяна", Макаров незамедлительно решил прийти к нему на помощь. Я отправился вместе с ним на „Петропавловск", как только броненосец вышел из внутренней гавани. Чтобы успеть спасти „Баян", нельзя было терять ни минуты, поэтому адмирал решил встретить врага лишь несколькими кораблями, пока остальная эскадра еще поднимала пары. „Петропавловск" вел „Полтаву", „Аскольд", „Диану", и „Новик", по флангам шли эсминцы. Полным ходом мы двигались на врага. Тем временем „Баян", закончив спасательные работы и успешно отразив атаки противника, присоединился к нашему строю. К этому моменту море стало значительно спокойнее, видимость улучшилась, но было очень холодно. Внезапно на горизонте появилось несколько крупных кораблей противника. Мы сразу узнали ведущий - это был „Микаса". Вместе с остальными он шел полным ходом на нас, вспенивая носом воду. Вначале мы четко различали только „Микасу" и ряд других кораблей, но очень скоро поняли, что на нас надвигается весь японский флот. Макаров не был обескуражен численным превосходством противника и собирался сначала вступить в бой своими пятью кораблями. Но я и командир флагмана заявили, что, с нашей точки зрения, это чистое безумие. Тогда адмирал развернул строй и взял курс на Порт-Артур, где отдал приказ остальной эскадре присоединиться к нему для боя с кораблями Того. Пока они выходили из бухты, мы ждали под прикрытием береговых батарей. Между тем Того, который уже значительно сблизился с нами, продолжал подходить. В его строю были два самых современных корабля того времени - „Нисин" и „Касуга". Они только что вошли в состав флота, прибыв из Италии, где их построили. К нам уже присоединились „Победа" и „Пересвет", а другие корабли эскадры один за одним выходили из гавани. Я стоял на мостике флагмана, по правому борту, разговаривая с известным художником и военным корреспондентом Верещагиным, который делал наброски японских кораблей. Со мной был лейтенант Кубе. Адмирал Макаров, контр-адмирал Моллас и два сигнальщика стояли по левому борту мостика, показывая нашим кораблям, выходившим из гавани, какие места в строю им занять. Когда мы маневрировали, чтобы занять позицию во главе флота, Верещагин неожиданно повернулся ко мне и сказал: „Я видел много сражений и побывал в разных переделках, но всегда выходил сухим из воды". Очевидно, он с нетерпением ждал начала боя. „Поживем - увидим", - подумал я про себя, а он снова принялся за свои эскизы.
Около десяти часов лейтенант Кубе сказал мне: „Пока мы ждем остальную эскадру, я спущусь вниз выпить чашку кофе". - „Нет, - возразил я, - вам лучше остаться здесь". Но он все-таки решил пойти, потому что пропустил завтрак и хотел перекусить. На адмиральской стороне мостика продолжали сигналить, как вдруг раздался ужасный грохот. Страшная взрывная волна, будто извергнутая грудью тысячи великанов и по своей силе сравнимая с тайфуном, обрушилась на нас. За взрывом последовал глухой толчок, от которого огромный корабль задрожал всем корпусом, как от вулкана, и ревущая стена пламени встала прямо передо мной. Я потерял всякую опору и, подхваченный какой-то жуткой силой, повис в воздухе. У меня было сильно обожжено лицо и все тело в ушибах. Контр-адмирал Моллас лежал на мостике с пробитой головой рядом с сигнальщиками, убитыми или тяжело ранеными. Я инстинктивно бросился вперед, перелез через перила, спрыгнул на защитный кожух 12-дюймовой орудийной башни, затем на башню 6-дюймовки внизу. „Петропавловск" переворачивался на левый борт. На мгновение я остановился, соображая, что делать дальше. Клокочущее пенящееся море стремительно подбиралось к левому борту, закручиваясь в глубокие воронки вокруг быстро опрокидывавшегося корабля. Я понял, что единственный шанс на спасение - у правого борта, там где вода ближе всего, так как иначе меня засосет вместе с тонущим кораблем. Я прыгнул в бурлящий водоворот. Что-то резко ударило меня в спину Вокруг бушевал ураган. Страшная сила водной стихии захватила меня и штопором потянула в черную пропасть, засасывая все глубже и глубже, пока все вокруг не погрузилось во тьму. Казалось спасения не было. Это конец, подумал я. В голове мелькнула короткая молитва и мысль о женщине, которую любил. Но я продолжал отчаянно сопротивляться стихии, державшей меня своей мертвой хваткой. Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем сопротивление воды ослабло: слабый свет пронзил темноту и стал нарастать. Я боролся как одержимый и внезапно очутился на поверхности. Я почувствовал удар и из последних сил уцепился за какой-то предмет. Это была крыша нашего парового катера, сброшенного взрывом в воду. Я подтянулся и ухватился за медные поручни. Мне крайне повезло, что я вынырнул на порядочном расстоянии от флагмана, так как в противном случае меня бы затянуло вместе с тонущим кораблем, без всякой надежды на спасение. Меня спасла одежда. Я уже упоминал, что было очень холодно и температура воды не превышала нескольких градусов. На мне была теплая шинель, меховой жилет и шерстяной английский свитер, что, по-видимому, придало мне некоторую плавучесть, иначе я бы разделил участь 631 человека, погибшего в этой катастрофе. Другие корабли нашей эскадры, которые находились недалеко от флагмана, уже окончательно погрузившегося в пучину носом вниз, с высоко поднятой кормой и еще работавшими двигателями, спустили шлюпки и прочесывали море в поисках оставшихся в живых. Вельбот с одного из эсминцев оказался совсем рядом со мной. Моряки, заметив меня, направились в мою сторону. Насколько я помню, я закричал: „Со мной все в порядке! Спасайте остальных!" Моряки втащили меня с таким усилием, что из-за тяжести моей намокшей одежды чуть не проломили мне грудную клетку о планшир. Лодка до предела была набита другими спасенными. Меня пересадили на другую шлюпку, которая направилась на эсминец „Бесстрашный", где меня уложили в постель в капитанской каюте. Я узнал капитана, но видел его и остальных как бы сквозь туман, заволакивавший мое сознание. Мне дали немного бренди и водки, и тогда мои нервы окончательно сдали. Я то и дело спрашивал: „Когда мы вернемся в гавань?" Между тем японцы, используя временное замешательство, открыли огонь по кораблям нашей эскадры. Скоро я пришел в себя. Мы стояли у причала в Порт-Артуре, и прежде, чем я сошел на берег, меня спросили, не хочу ли я увидеть капитана „Петропавловска". Я не имел особого желания никого видеть, тем более что капитан находился в очень тяжелом состоянии и лежал без признаков жизни на столе кают-компании. Когда я ступил на берег, меня встретил мой брат Борис. Мы обнялись. Оказалось, что, когда произошла катастрофа, он наблюдал за эскадрой с одного из фортов. Вот что он рассказал: „Около 5 часов утра 13 апреля нас разбудили и сказали, что замечен японский флот и что наши готовятся выйти из гавани навстречу ему. Мы с принцем Карагеоргиевичем отправились в порт и по прибытии туда столкнулись с адмиралом Макаровым и лейтенантом Кубе. Макаров, помню, сказал: „Доброе утро. Вскоре выступаем". Они очень спешили, и на борту „Петропавловска" царила такая суматоха, что я не смог найти Кирилла и попрощаться с ним до отхода судна. Принц Карагеоргиевич предложил мне отправиться вместе с ними, чтобы не упустить редкой возможности увидеть собственными глазами морское сражение. Слава Богу, мы этого не сделали. Из порта мы поехали на вершину Золотой горы, с которой открывался прекрасный вид на море. Мы прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как корабли нашей эскадры медленно выходят из узкой порт-артурской бухты. Мы следили за ними, пока они почти не скрылись из вида. Вдруг на горизонте появился дым, но не там, где еще слабо виднелась наша эскадра, и мы поняли: столкновение со значительными силами японского флота неизбежно, и почти в тот же момент раздались залпы крупнокалиберных орудий, возвестивших о начале сражения. Корабли обоих флотов становились все более различимы по мере приближения к Порт-Артуру. Было очевидно, что адмирал Макаров встретился с превосходящими силами и отводит свои корабли к Порт-Артуру, где он рассчитывает получить подкрепление под прикрытием наших батарей. Судя но тому, что мы видели, адмирал Макаров натолкнулся если не на основной японский флот, то по крайней мере на какие-то значительные силы. Когда, наконец, наши корабли бросили якорь на внешнем рейде Порт-Артура прямо под Золотой горой, мы с облегчением вздохнули, поскольку очень волновались за их безопасность. Противник преследовал их, пытаясь настичь, прежде чем они войдут под прикрытие наших фортов, и ему в самом деле удалось значительно сблизиться с кораблями. Это было необычайно захватывающее и волнующее зрелище - перед нашими глазами разыгрывались, как на сцене, события чрезвычайной важности, однако это была игра в смерть. Принц Карагеоргиевич, Серж Шереметев и я спустились к сигнальному посту ниже наших батарей, чтобы выяснить, что происходит на кораблях и что намеревается предпринять Макаров. Мы надеялись получить некоторую информацию от сигнальщика. Матрос, который читал сигналы с флагмана и отвечал на них, сказал, что адмирал приказал убрать снаряды от всех орудий и накормить офицеров и команды на кораблях. Тогда я вспомнил, что мы тоже еще ничего не ели. Серж Шереметев предложил мне немного чернослива. Внезапно раздался ужасный взрыв, и сигнальщик, который только что рассказывал о распоряжениях адмирала, воскликнул: „Флагман подорвался!". Там, где всего несколько секунд назад стоял "Петропавловск", не было ничего, кроме зловещей завесы черного дыма. Затем раздался еще один страшный взрыв, и примерно через минуту, когда дым немного рассеялся, мы увидели, что „Петропавловск" погружается в море, носом вниз - корма его торчала из воды, а винты еле вращались в воздухе. Все это производило жуткое впечатление. Кирилл был на борту, и, потрясенный этим ужасающим зрелищем, я подумал, что никто не сможет спастись. Мы поспешили в гавань, но там не знали, остался ли кто-нибудь в живых. Мне только сообщили, что эсминцы, находившиеся на месте бедствия, спустили шлюпы и ведут поиск в море. Всюду царила растерянность и уныние. Я вернулся в поезд очень расстроенный, в полной уверенности, что Кирилл погиб. И действительно, после того, что я видел и слышал, сама мысль о возможности его спасения казалась нелепой. Приблизительно через полтора часа в поезд примчался морской офицер и сообщил, что мой брат жив, что он на борту эсминца „Бесшумный" и хочет видеть меня. Это известие звучало слишком неправдоподобно, и я усомнился в его словах, но он заверил меня, что это правда. Я поспешил обратно в порт, на эсминец. Мне все еще не верилось, что Кирилл сумел спастись, но это оказалось именно так, и когда я его увидел, то после пережитого страха почувствовал невероятное облегчение. Для человека, прошедшего такое испытание, он выглядел сравнительно неплохо, и я увез его на своем поезде в Харбин". „Петропавловск" подорвался на одной из мин, расставленных японскими эсминцами минувшей ночью. Взрыв вызвал детонацию всех наших боеприпасов и торпед, в результате чего была выбита часть днища. Все корабельные трубы, мачты и прочая оснастка с грохотом рухнули на палубу и мостик. Я не знаю, каким чудом мне удалось избежать гибели: из 711 офицеров и матросов всего 80 остались в живых. Адмирал Макаров погиб вместе с остальными, и только его шинель была найдена в море. Вместе с ним погиб и весь его штаб, за исключением меня и нескольких других офицеров, и были утрачены все планы намеченных операций. Смерть адмирала решила судьбу всей нашей эскадры. Дальнейшие попытки прорвать блокаду, а такие попытки имели место, заканчивались провалом. Последующая история эскадры была ничем иным, как затянувшейся агонией загнанного в бутылку флота. Его главы и вдохновителя больше не стало. Уныние воцарилось в Порт-Артуре. Единственный человек, который мог что-то сделать, был мертв. Японцам, как всегда, повезло. Кубе, друг и постоянный спутник моей юности и всех моих морских путешествий, погиб, как и многие другие друзья, которые нашли свою могилу в море. Спустя несколько минут после гибели „Петропавловска" подорвался на мине линейный крейсер „Победа", который, однако, удалось отбуксировать в Порт-Артур. Даже после этой катастрофы наша эскадра продолжала наносить удары противнику, изрядно потрепав его. Она, однако, не сумела прорвать блокаду и была затоплена после героической обороны и сдачи Порт-Артура. Я сел в транссибирский экспресс, и скоро зловещий Порт-Артур остался позади. Я чувствовал себя совершенно непригодным для дальнейшей службы. Сильно обожженный, контуженный разрывами снарядов, с растянутой спиной и совершенно подорванными нервами, я представлял из себя полную развалину. ..."
Отправлено: 15.07.13 22:13. Заголовок: Из Новикова-Прибоя п..
Из Новикова-Прибоя по "Блестящему":
"... На этот раз снаряд попал в правый борт и разорвался в угольной яме. Котел N 2 вышел из строя. Из пробитой трубы вспомогательного пара с ревом повалил горячий туман, заглушая неистовые вопли ошпаренного кочегара Концевича. Боцман Фомин, не задетый ни одним осколком, торопливо вскочил и огляделся. Первое, что бросилось ему в глаза, — это пробитая во многих местах палуба и опрокинутые на ней люди. Кочегар Ермолин еле ворочался, оторванная кисть его руки была заброшена на кожух. Помощник сигнальщика, матрос Сиренков, был разорван почти пополам вдоль туловища. Оба они только что стояли у 47-миллиметровой пушки. Недалеко от них неподвижно лежали командир Шамов, Банзай и Бобик, а на них, как будто играя, навалился раненный в ногу мичман Зубов. Мичман поднялся и побрел к фельдшеру на перевязку. Командир и две его собаки лежали на палубе мертвыми. ..."
Отправлено: 15.07.13 22:40. Заголовок: В семье указывают им..
В семье указывают именно на этого кочегара Ермолина... Но насколько можно верить автору, насколько достоверны фамилии и пр.?.. (я это предложение из "Цусимы" почти дословно уже знаю)) А второго однофамильца "ЕРМОЛИН Александр Осипович - матрос эскадренного броненосца "КНЯЗЬ СУВОРОВ"" я нашла на одном из генеалогических сайтов, но там указано, что он из Пермской области. А мои предки из Вязьмы. Как это точно можно проверить? Куда можно запрос сделать? Вот прям не дает покоя мне этот факт!))
Отправлено: 16.07.13 13:05. Заголовок: Elena484 пишет: В с..
Elena484 пишет:
цитата:
В семье указывают именно на этого кочегара Ермолина... Но насколько можно верить автору, насколько достоверны фамилии и пр.?.. (я это предложение из "Цусимы" почти дословно уже знаю)) А второго однофамильца "ЕРМОЛИН Александр Осипович - матрос эскадренного броненосца "КНЯЗЬ СУВОРОВ"" я нашла на одном из генеалогических сайтов, но там указано, что он из Пермской области. А мои предки из Вязьмы. Как это точно можно проверить? Куда можно запрос сделать? Вот прям не дает покоя мне этот факт!))
Добрый день! Новиков-Прибой про то, что происходило на других кораблях эскадры, писал со слов людей там служивших, и возможно фамилия кочегара Ермолина записана со слов его сослуживца, который знал его. Пусть более компетентные коллеги меня поправят, но мне кажется, что ответ можно найти через Центральный Военно-морской архив. Знаете ли Вы имя и отчество искомого Вами человека?
Отправлено: 16.07.13 14:45. Заголовок: Да вот, к сожалению,..
Да вот, к сожалению, ничего, кроме фамилии, не знаю.. Наше генеалогическое древо затерялось.. Хотя очень-очень давно я его видела и помню именно этот квадратик с этим Ермолиным, потому как от него одного не было потомков. Мой дедушка, кот. передавал эту историю, умер, а мама почему-то подробностей не запомнила(( Сейчас пытаюсь восстановить хоть что-то, хотя бы отчество.. Спасибо за ответы, потому как это новое для мероприятие, не знаю с чего и начинать.
Отправлено: 25.11.13 15:03. Заголовок: С детства помню ра..
С детства помню рассказы бабушки , что её дядя (муж сестры матери.т.е. моей двоюрной пробабушки) Петр Перковский -морской офицер и его братья тоже все из Кронштадта. Обе дочери П.П.Перковского вышли замуж за французских морских офицеров , когда франц. эскадра стояла в Кронштадте и уехали с ними. Переписка была до 30-х годов потом запретили. Мой вопрос-мой дед А.И.Спасовский в 1913? году был в Японии. но мне не рассказывали подробностей. Сейчас я прихожу к выводу ,что он был на захоронении или памятной дате в составе русской делегации ( деньги на поездку дал дядя П.П.Перковский, т.к. его брат погиб на "Петропавловске " ). Может быть кто-то знает эту историю и имеет фото А.П. Перковского . В нашей семье ничего не сохранилось.
Отправлено: 25.11.13 21:48. Заголовок: Немного о Перковском..
Немного о Перковском из Н. В. Иениша:
"ГИБЕЛЬ "ПЕТРОПАВЛОВСКА"
(Свидетельство и личные переживания)
После утомительного раннего утра, полного тревоги, вызванной гибелью "Страшного" и боем "Баяна" и в ожидании возможного боя, несколько офицеров спустились в кают-компанию перекусить и влить в себя горячего. За длинным столом у минного аппарата напротив меня сидел вечно веселый Сейпель (мл. инж. мех.), неподалеку - озабоченный Перковский (старш. инж. мех.), в стороне еще три офицера, лиц которых я не видел. Я держал пред собою на столе мой Фолдинг и переменял израсходованную утром катушку. Через иллюминаторы, открытые для разгона возможных ядовитых газов шимозы, прохладный сквознячок прогуливался по помещению.
Вдруг, характерный звук минного взрыва, сопровождаемый страшным вертикальным толчком, как бы подбросившим наш массивный стол и вырвавшим у меня из рук мой аппарат, заставил нас вскочить на ноги. У всех впечатление взрыва - непосредственно под нами.
Одновременно продолжительная вибрация броневой палубы и легкий крен на нос. Кто-то крикнул: "Задраивайте иллюминаторы!" Мы бросились было к ним, но их было слишком много, а продолжающиеся вибрации и какой-то странный шум, проникавший через открытую дверь, вынудил нас побежать к ней (другая была задраена снаружи). Впереди меня Сейпель, нахлобучив фуражку, устремился по коридору в машину. Всё еще находясь под впечатлением взрыва под кормой и считая себя последним, я остановился за дверью и начал ее задраивать. Только я набросил один болт, а со вторым не успел справиться, ибо кто-то сильно давил на дверь изнутри, {166} как раздался второй взрыв, ясно где-то в носу, и корабль задрожал еще сильнее. Бросив дверь, побежал по трапу. Едва достиг половины - взрыв где-то под соседней башней. Палуба, прилегающая к ее кожуху, раскрылась, стена огня пронеслась сбоку, спалив ворс правой стороны моей меховой тужурки, и исчезла. Но трапа не тронуло.
Во второй палубе поднималась по трапу бегом сплошная струя матросов. У подножия образовалась пробка. Но никаких признаков паники не было. Я приостановился, чтобы пропустить эту толпу и бросился к находившейся рядом моей каюте, желая - курьезная в такой момент идея - взять висевший там на стенке портрет моей тетки, артистки Заньковецкой. Но у самой двери, услыша раскат нового взрыва, где-то в центре и почувствовав усиление крена, повернул к трапу. Он был уже свободен. В этот момент заметил часового у денежного ящика, прикрепленного у кожуха башни. На мой приказ: "бросай всё и беги", ответ: "Никак нет, ваше благородие, не могу". Больше я его уже не видел, ибо был последним, поднявшимся по вздыбленному уже трапу.
Наверху картина полной катастрофы. Направо, - среди взвивающихся на бесконечную, казалось, высоту столбов пламени и клубов дыма, вырывающихся впереди задней трубы из спардека во всю его ширину, взметываются огромные осколки чего-то. Корабль уходит носом в воду, кренясь на правый борт. ..."
Наверху картина полной катастрофы. Направо, - среди взвивающихся на бесконечную, казалось, высоту столбов пламени и клубов дыма, вырывающихся впереди задней трубы из спардека во всю его ширину, взметываются огромные осколки чего-то. Корабль уходит носом в воду, кренясь на правый борт. ..."
Отправлено: 06.12.13 19:37. Заголовок: Семья Перковских из г.Кронштадт
Спасибо за эти фотографии. Еще хотелось бы увидеть фото Петра Петровича Перковского. Он построил на свои средства часовню на католическом кладбище на Косе г.Кронштадт. Думаю, что это было после гибели брата. К сожалению часовня была уничтожена в Советское время.
Отправлено: 29.04.15 16:22. Заголовок: Последний бой адмирала С.О.Макарова
В федеральном выпуске интернет-газеты "Свободная Пресса" в рубрике <Это интересно> 27 апреля с.г. была опубликована статья Вл.Белькова "О странностях в расследовании гибели командующего флотом Российской империи". В статье приводятся показания японского предпринимателя-водолаза Сакурая Цериносуки, проводившего в 1909-13 г.г. водолазное обследование погибшего броненосца "Петропавловск". На основании обследования водолазом было поставлена под сомнение официальная версия гибели броненосца, т.к. его боезапас был цел и оставался в погребах!?
Отправлено: 20.05.17 22:04. Заголовок: В свое время в книге..
В свое время в книге «Из переписки князя А. А. Щербатова с княжной С. С. Васильчиковой» попалась следующая информация:
«Княжна С. С. Васильчикова – князю А. А. Щербатову
№ 41 31 марта – 2 апреля 1904 г.
… Да вообще, чего-чего не говорят, просто волосы дыбом становятся.
Мне сегодня сказали, что эта несчастная дочь Макарова потеряла на «Петропавловске» в то же время отца и жениха! Олег, подумай, мы должны понять, что это за несчастье, что в ее душе творится – я пишу и чуть не плачу, думая об этой разбитой молодой жизни – Бог милостив, со временем всё сглаживается, но такой удар никогда не пройдёт даром и оставит след навсегда. Но какая же она сильная, должно быть, она выстояла сегодня утром всю панихиду в Адмиралтейской церкви, и у нее даже силы хватило сказать Великой Княгине Марии Павловне, что она надеется, что у нее хорошие известия о Кирилле. …»
Может быть есть соображения, кто этот загадочный жених?
Отправлено: 10.09.17 11:43. Заголовок: Н. Кравченко – На во..
Н. Кравченко – На войну! Письма, воспоминания, очерки военного корреспондента. (Санкт-Петербург, 1905 г.):
«… «Победа» уже прошла заграждения и поворачивала около «Гиляка». За ней медленно втягивались другие броненосцы и крейсера. Последней вошла «Полтава», чаще других открывавшая огонь в воду.
Наконец, все дома, и мы стремглав бросаемся вниз с горы по её длинному зигзагообразному спуску. Первым делом отправляемся в порт. По дороге узнаем, что нескольких раненых пронесли уже в портовый лазарет.
– Кто такие, не знаешь ли, голубчик? – обращается к часовому матросу мой спутник.
– Не могу знать. Все матросики будут с «Петропавловска».
В дверях появляется сам доктор.
– Доктор, скажите пожалуйста, – чуть ли не со слезами на глазах обращается к нему ротмистр Агафонов, – лейтенант Унковский у вас, он спасен?
– Кажется да, но только у нас его нет.
– Как же так, мне кто-то только что сказал, что его пронесли сюда, но только он не в офицерской одежде, а на него нахлобучили все, что попалось.
– Нет, все-таки его у нас нет. Справьтесь на «Монголии» (пароход Восточно-Китайской железной дороги, обращенный в санитарный). …»
«… Чтобы немного облегчить тяжелое впечатление пережитого, я взял извозчика и поехал в Новый город в главный морской госпиталь, где у меня было несколько знакомых врачей.
Огромное, довольно красивое каменное здание стоит на пригорке. Утрамбовывая площадку, здесь работали десятки ленивых китайцев; у подъезда стоял извозчик.
Матросик проводил меня в комнату дежурного врача.
– Что? – спросил он. – Что там делается? Вы видели? На Золотой горе были с самого начала? Расскажите, расскажите! У нас тут один лежит. Сигнальщик с «Петропавловска». Но об этом потом. Расскажите, что там было. Отсюда был виден только дым и слышен глухой выстрел.
В комнату пришло еще несколько врачей, и я рассказал все, что знал.
– А что ваш сигнальщик? Нельзя ли его повидать, узнать от него что-нибудь? – спросил я в свою очередь.
– Можно, я думаю, – сказал дежурный врач. – Он чувствует себя совсем хорошо и очень охотно рассказывает, и связно , толково рассказывает! Пойду, узнаю.
Немного погодя он вернулся.
– К сожалению, сейчас нельзя. У него немного повышенная температура. Надо дать ему отдохнуть. Знаете что: отправляйтесь к нам на квартиру, пообедайте, а потом приходите. Он тогда оправится, и вы его увидите.
Я так и сделал. …»
«… Рассказ сигнальщика Бочкова.
Лаоян, 4 апреля.
«Вышли мы в море. Японская крейсерская эскадра завидя нас, повернула навстречу своей. Вдогонку дали им шестнадцать выстрелов. Ушли. Мы продолжали преследовать. Потом показались четырнадцать вымпелов, а нас девять; мы повернули назад. У японцев почти все крейсера бронированы, у нас бронирован один «Баян». Пришли мы на рейд. «Петропавловск» впереди. Я стоял на мостике боевой рубки и разбирал сигналы по сигнальной книге. Как дали последний сигнал адмирала «миноносцам войти в гавань», ход замедлили, почти стали. Вдруг корабль вздрогнул, раздался ужасный взрыв; за ним другой, третий, как будто у середины под мостиками. Я бросился к дверям рубки, откуда выходил офицер, вероятно штурман, тогда я выскочил в окно. Корабль наш кренило. На мостике увидел я адмирала, он лежал в крови ничком. Я бросился к нему, хотел поднять. Корабль точно куда-то падал; со всех сторон сыпались обломки, что-то гудело, трещало, валил дым, показался огонь. Я вскочил на поручни, меня смыло, но я у спел за что-то у хватиться. Меня потянуло вниз. Помню еще падающие мачты, потом – ничего. Был у нас на корабле старичок, красивый, с белой бородой, все что-то в книжку записывал, стоя на палубе. Вероятно, утонул. Добрый был».
Говорил, вероятно, о Верещагине. …»
«… На следующий день, часов в 9 утра, я отправился с ротмистром Агафоновым в сводный госпиталь, где находился минный офицер «Петропавловска» лейтенант Унковский. Госпиталь расположен правильными уступами на восточном склоне Перепелиной горы. От небольших ворот наверх ведет длинная хорошая лестница. Поднимаясь по ней, мы видели капли крови; кровь была видна и на дорожках.
Когда вошли в палату, где находился теперь наш лейтенант, он оказался уже в таком хорошем состоянии, что вышел из своей комнаты и был у кого-то из больных в гостях. О нашем приходе ему сказали и скоро мы увидели его высокую молодую фигуру в длинном больничном халате и в туфлях. Он медленно шел к нам и тихо улыбался.
– Здравствуй, дорогой, – сказал мой ротмистр, обнимая больного. – Ну, что, как ты?
– Ну, слава Богу, слава Богу, очень рад. Ну, как? Хорошо теперь помнишь все , как было? Тебе не трудно было бы опять рассказать нам все по порядку? Ты, брат, только по совести, если трудно – не говори.
– Нет, отчего? Я ведь совсем хорошо себя чувствую, да и бок не болит.
– Ну, так расскажи.
– Когда мы пришли на рейд, я спустился в кают-компанию, так как мне нечего было делать у себя: мое место у минного аппарата во время боя, – говорил лейтенант своим ровным голосом. – Ну, посидели немного, поговорили, только как-то вяло. Вдруг погасло все электричество, почувствовали как бы слабый толчок, потом, кажется, раздался взрыв. Все сорвались со своих мест и бросились наверх по трапу. У нас их два. Один сначала ведет на вторую палубу, а другой уже оттуда на верхнюю. Когда я поднялся по первому, у второго трапа уже было много матросов. Они все бежали наверх, сбились здесь в кучу и запрудили ход. Я немножко подождал, потом, когда стало свободнее, выскочил. Вода уже вливалась на палубу. Я бросился прямо за борт. Когда немножко пришел в себя, я понял, что плаваю, и что, сам не знаю когда и как, ухватился за мешок с матросскими вещами. Пальто намокло, тянуло вниз. Хотел было его снять, да не мог. У меня было что-то под ногами, кажется весло, весло же было и под головой. Недалеко плавал квартирмейстер и предлагал за что-то ухватиться. Я отказывался. Потом он рассказывал, что я ругался, что нас долго не спасают. Наконец я услыхал какой-то голос надо мной: «Офицера спасайте». Меня схватили и доставили на «Гайдамак». Там дали переодеться. Нахлобучили все, что было. Штаны дали такие маленькие – чуть ли не по колена. Когда принесли в госпиталь, меня никто не признал за офицера. Сам я был черный, черный. Меня здесь мыли, мыли, едва сделали человеком.
– Да, – сказал присутствовавший тут же доктор, – долго вас нельзя было очистить. Уж мы думали, что и никогда не отмоем, что навсегда останетесь черным.
Поболтавши еще минут пять, мы простились с милым лейтенантом и отправились к себе.
На обратном пути мой спутник сказал:
– Не будь он такой спокойный, уравновешенный, может и не спасся бы.
Быть может он и прав, а может быть тут просто дело счастья. Не спаслись многие из тех, которые были на верхней палубе и считались хорошими пловцами, и спаслись люди, бывшие далеко в глубине судна.
Из разговора с врачом мы узнали, что более тяжело раненые отправлены на плавучий госпиталь «Монголию». Мой спутник отправился туда, но скоро вернулся обратно, не узнав ничего нового: разговаривать с ними было запрещено. …»
Может быть есть соображения, кто этот загадочный жених?
Принимая во внимание довольно юный возраст Дины ( едва 18 лет) и упоминание В.К. Марии Павловны ( матери Кирилла ) м. б. его адъютант лейтенант ГЭ фон Кубе ?
Отправлено: 01.12.18 15:20. Заголовок: День добрый.Имею на ..
День добрый.Имею на руках список погибших,в тч нижних чинов на Петропавловске.Но он практически нечитабельный.Может быть кто-нибудь имеет такие же данные ?Прошу поделиться, спасибо
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 89
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума