Отправлено: 05.10.07 18:44. Заголовок: Дневник машиниста КР "Россiя".

ДНЕВНИК МАШИНИСТА КР “РОССИЯ” Ф. У. ПЕРФИЛЬЕВА. 1904-1906 гг.

1904 год. 27 января.
Памятный день 27-го января [1] у нас во Владивостоке наступил самым обыкновенным порядком. Ещё с 14-го января четыре наши крейсера заступили в кампанию [2], “Громобой” даже уходил дня на два в море на стрельбу и вернулся весь обледенелый. Ходили, как и полгода назад, самые разноречивые слухи о близости и неизбежности войны. Мы, матросы, не думали, что война может настать так скоро. Однако начальство, вероятно, руководилось не такими неопределёнными взглядами относительно войны, так как им были предприняты все меры ещё в резерве [3] к удалению деревянных принадлежностей судна и по возможности к замене их железными, были пополнены запасы снарядов и других боевых элементов. Всё это делалось спешно, в резервное время, так что когда мы заступили в кампанию, нам оставалось только закрасить борта чёрной краской [4] - и мы были в полной боевой готовности. Бухта была покрыта льдом, но перед нашей кампанией ледоколом “Надёжный” [5] был проложен канал из бухты в открытое море на случай, если бы нам представилась необходимость выйти в море.
Итак, наступило 27-е января. Все с утра занялись своими обычными занятиями, но вот около 10-ти часов утра с крепости сделали три пушечных выстрела. Почти все знали, что это будет условным знаком объявления войны. У всех иначе забились сердца, у всех заметно стало вдруг какое-то особое - не то торжественно-радостное, не то торжественно-грустное настроение. Стали все серьёзны.
Наверху забарабанили сбор. Быстро все скучились на шканцах, где стояло уже всё начальство с видом людей, узнавших нечто чрезвычайно серьёзное. У нас хоть в это время и был адмирал Штакельберг, но по болезни он уходил в Россию [6]. Временно же командовал нашим отрядом капитан I ранга Рейценштейн (командир “Аскольда”), в короткое время завоевавший себе любовь команды [7]. Он велел стать всем ближе к нему и необыкновенно высоким тоном, с каким обращался всегда к команде в торжественных случаях, сказал приблизительно следующее:
“Молодцы! Вот мы всё время готовились к войне: зато ж мы и готовы. Сейчас получено приказание начать военные действия. Постоим же, молодцы, за Родину и за обожаемого Государя! За Родину и за здоровье Государя Императора - ура!”
Громко прокатилось по палубе ответное “ура” сотенной толпы, и вслед за тем начались спешные приготовления к походу. Стали разводить во всех котлах пары. Иные были отправлены в порт за некоторыми вещами на всякий случай, другие отклёпывали накат, третьи на судне ломали оставшиеся деревянные части и кидали за борт их. Полетели туда же и матросские шкатулки и другая рухлядь.
К 12-ти часам все были в сборе и всё было готово к отплытию. На адмиральской пристани в это время собралась тысячная толпа народа, узнавшая, что мы выходим в море. Все спешили посмотреть на крейсера - кто знает, быть может в последний раз, и во всяком случае - желали нам успеха…
В 2 часа дня “Надёжный” очистил около нашего крейсера значительное место ото льда, так что мы могли свободно развернуться, что мы тотчас и стали делать, и в половине третьего пошли малым ходом из бухты. Раздались с пристани оглушительные крики сочувствия провожавшего нас народа и, вслед за ними, - наше “ура”. При выходе из бухты вдоль берега выстроились шпалерами войска Владивостокского гарнизона. Нам не видны были их лица, виднелись лишь стройные ряды серых шинелей и чёрных лохматых шапок. Они терпеливо, на морозе, стройно ожидали, когда мы пойдём мимо них. И вдруг с берега прокатилось что-то, похожее на гром. Глухим раскатом отдавались голоса нескольких тысяч наших братьев по оружию, приветствовавших нас и желавших успеха нам. Мы здесь, конечно, не оставались в долгу и не жалели своих глоток, так что когда мы вышли из бухты, то многие не могли говорить, а хрипели. Заиграли боевую тревогу. Достали снаряды, зарядили мелкие пушки и сделали другие приготовления заблаговременно, дабы не делать этого, когда в виду нас будет неприятель и, благословясь, отправились в море.
Все в ожидании - что-то будет?.. Куда пошли - неизвестно [8].
На другой день подошли к японским берегам. Вдруг показалось какое-то паровое судно. Думали - военное, но оказалось - небольшое коммерческое судно под японским флагом с грузом риса. Подняли сигнал: команде сесть на шлюпки и спасаться, так как судно будет затоплено. Команда, было, несколько медлила, но когда дали по ним три холостых выстрела, то она поспешила с судна, и её принял на себя “Громобой”. Посыпались на злосчастное судно чугунные бомбы, и через четверть часа оно, высоко-высоко задрав нос кверху, затонуло. Это была первая жертва лихого нашего отряда [9].
Тут же подошло другое такое же судно. С него команда спасаться не пожелала, и адмирал приказал дать по нему несколько выстрелов… [10] Взяли курс обратно к Владивостоку. Ночью и на следующий день был сильный шторм, а 2-го февраля мы были во Владивостоке [11].

30 июля 1904 г.
Сегодня в 5 часов вышли из бухты. Опять перед глазами необозримая гладь моря, опять тот же (в какой уже раз!) однообразный, дорогой, как говорится, настоящему моряку пейзаж. Нельзя выразить, чтобы нам, матросам, после полугодовалой нашей походной жизни не понравился и не произвёл впечатления этот вид водной пустыни. Как-то рвёшься, сменившись с вахты, скорее на бак. Оттуда, весь как на ладони, открывается вид на огромное расстояние.
Пришлось нам за эти полгода испытать и увидеть и зимние горизонты бурлящего Японского моря, и вечную мёртвую зыбь Великого океана, где мы со всеми своими судами были десятидневной игрушкой этого гиганта [12]. Чаще же всего, и что без сомнения приятнее каждому моряку - спокойное море с небольшими, тихо шлёпающими о борт волнами, с тихо несущимся навстречу приятным влажным ветерком - вот что вносит в грудь моряка ощущение лёгкости и простора и что привязывает его к морю. И никто не может поручиться, что через два-три года таких походов некоторые из нас не превратятся в страшных своею привязанностью к морю морских волков [13].
Итак, мы пошли на юг. Не стану и припоминать, в какой раз мы идём по этому направлению. У нас так на крейсере: как только выходим в море, то сейчас же пойдут всевозможные толки о том, куда идём и что именно предполагается найти в таком-то месте. Удивительно, что несмотря на самые невозможные предложения, среди них попадаются и такие, которые и оправдываются в действительности.
Вот также и теперь: едва только мы прошли Амурский залив и вышли в открытое море, как все вокруг узнали, что будто бы во Владивосток пришло известие о выходе из Порт-Артура эскадры с намерением прорваться через неприятельский флот во Владивосток. С самого момента выхода своего она ведёт бой с адмиралом Того, и мы идём к проливу Броутона, дабы в критическую, быть может, минуту оказать ей свои услуги [14]. Насколько это достоверно - покажет будущее.

31 июля 1904 г.
Выхожу я в 8 часов на бак, идя, думаю просидеть до обеда. Погода ясная, ветер сильный, но тот же мягкий и тёплый, ласкающий. Около 10-ти часов вдруг на горизонте замечают судно. Стали наводить бинокли (которые, сказать кстати, есть у многих матросов). Почудилось всем, что идёт паровое судно, даже военное, трёхтрубное. Все оживились. Через несколько минут иллюзия прошла - показались ясно белеющие на солнце паруса. Ещё через полчаса выяснилось, что это японский лазарет под флагом Красного креста…

2 августа 1904 г.
Пишу эти строки ещё под живым впечатлением вчерашнего дня. Болит голова. Сильный насморк, страшно зудит от жары тело, при том донельзя очень хочется заснуть… И вот, преодолев кое-как дремоту и своё дурное расположение духа, хочу хоть бессвязно написать о том, что было 1-го августа.
Ночью, в 4 часа, сменившись с вахты, я отправился спать на бак. В 5 часов все были разбужены громким голосом адмирала [15], передававшим приказания сигнальщикам: “Сигнальщики! Сообщите на суда: справа на нас по траверзу идёт эскадра”.
Все вскочили и стали смотреть по сказанному направлению. Действительно, недалеко от нас в боевом строю шли четыре судна [16]. У всех мелькнула мысль, что мы встретили артурскую эскадру. Стали смотреть внимательней. Увы! Это была японская эскадра Камимуры [17]. Заиграли полную боевую тревогу. Все разбежались по своему боевому расписанию. Мы и боевая смена машинной команды были закупорены сверху бронью (так в тексте - С. Г.). И никто из нас (впрочем, исключения были) до конца боя уже не выходил из машины.
Когда объяснилось, что мы встретились с неприятелем, с “России” дали первый выстрел, в ответ на который японцы стали дружно отвечать. И вот начался бой, небывалый ещё как по времени (пять часов), так и по количеству потерь… [18] Страшный, ужасный бой, весь ужас которого нам и машинистам пришлось постигнуть только после того, как неприятель удалился и мы были подсменены. Стоя на вахте, мы слышали, как рокочут наши орудия, а временами - как со страшным треском разрывались у нас японские снаряды. Но мы были вдали от этого ужаса, в сравнительной безопасности - защищённые кругом и сверху бронью.
Но стали и до нас доходить печальные известия: первым снарядом убит старший офицер [19], то убит или тяжело ранен такой-то и такой-то… Раненые скоро заполнили собой всю жилую палубу, прибывали всё новые и новые. Вот послышалось сверху могучее “ура!”. Почему закричали? Скоро узнали и у нас причину, хотя наполовину перевранную. Сообщали, что один крейсер удачным снарядом выведен из строя и что идёт артурская эскадра. Крики радости и восторга послышались и у нас, но восторг этот продолжался недолго.
Раненое судно снова вошло в строй [20], а артурской эскадры вовсе не было. Вместо неё к японским крейсерам пришли на помощь три канонерские лодки [21]. Насколько радостен был первый порыв, настолько горько пришлось потом разочаровываться. Бой становился ожесточённым. Наши и японские суда шли в одном направлении в боевом строю в 35-45 кабельтовых друг от друга [22], и страшный обмен снарядов крепко разил обе эскадры. Вот мы узнаём, что у “Рюрика” повреждён рулевой привод, и он не может управляться. Заныли у многих сердца. Большинство думало, что участь наша решена. Ведь не бросить же своего боевого товарища и постыдно бежать, а ведь долго сражаться с ними становилось невозможным: как-никак, а число зарядов у многих орудий подходило к концу, и притом бой велся вблизи японских берегов (откуда врагу могли подойти новые подкрепления) и вдали от Владивостока.
Будучи контужен, “Рюрик” значительно отстал от нас, чем и воспользовался неприятель. Японские суда окружили его, и на его бедную голову посыпались сотнями стальные 6- и 8-дюймовые гранаты. Но он не поддавался, грозно отвечая им своей могучей артиллерией [23]. Нужно было идти ему на помощь, надо было выручать. Мы повернули обратно и ударили по неприятелю. “Рюрику” же дано было приказание выйти из боя и, управляясь машинами, держать курс на Владивосток. Он так и сделал, дав ход 12 узлов [24], стал уходить. За ним погнались три канонерки, одну из которых он на наших глазах заставил отстать. Так он от нас и скрылся, продолжая стрелять по преследовавшим его судам [25]. А мы после него продолжали в течение двух часов сражаться вдвоём с “Громобоем” против четырёх японских крейсеров.
Крейсер Россия Целых два часа продолжался тот же ужас, то же опустошение. Это был ад, за людские грехи посланный на землю показаться во всей наготе. Теперь вот слушаешь множество рассказов от очевидцев, бывших в батарейной и на верхней палубе во время сражения, и поражаешься картине этой страшной бойни. К концу сражения у нас палубы были завалены трупами - страшными и изуродованными. Многие орудия были выведены из строя. Выстрелы раздавались реже, но, видно, несладко было и врагу: под конец боя у него стреляли два орудия только и, по-видимому, изнемогши в борьбе, он повернул от нас и ушёл [26]. Бой кончился. Мы были подсменены. Наскоро переодевшись после девяти часов стоянки на вахте (с перерывом) в ужасной жаре, мы торопливо выбежали наверх, и вот тут-то нашим глазам открылась картина, которую вряд ли когда забудешь…

6 декабря 1904 г.
Увы! Четыре месяца пролетели так скоро и незаметно, и ни разу за это время то не хотелось, то не представлялось случая записать хоть несколько строчек в эту книжку. Нечего сказать, - под свежим впечатлением приходится заканчивать описание достопамятного дня 1-го августа. Но уж лучше поздно, чем никогда!
Итак, вот что представилось нашим глазам, когда мы вышли наверх: груды разного хлама из дерева, остатков чемоданов с матросскими вещами; винтовок, сброшенных с пирамид; осколков взорвавшихся снарядов, железных частей борта и внутренних переборок, со страшною силою оторванных и страшно исковерканных; марли, ваты и другие перевязочные средства; и многое другое, о чём сейчас и не вспомнить. Всё это, разбросанное повсюду, смоченное водою, пропитанное запахом порохового дыма, газа и человеческой крови - всё это представляло затруднение пробираться по таким чистым и опрятным в обыкновенное время палубам. И откуда только взялся весь этот хлам?
Начинаем осматриваться внимательнее по сторонам. Вот выведенные из строя орудия. У иных высоко задрался хобот, да в таком положении и остался; у других - изуродованы снаружи механизмы и дула [27]. Они тоже большую часть боя были принуждены молчать, раненные и разбитые. Только немногие из них героически вышли невредимыми и до последней минуты боя продолжали поражать врага. Вот в батарейной палубе искалеченная динамо-машина со свалившимся коллектором; а вот следы пожарища под полубаком: обуглившаяся краска на потолке и стенах, сгоревшая клеёнка на полу, едкий запах гари и ещё чего-то…
Тут было самое страшное место во время боя. Почти вся прислуга у пушек выбита, все орудия попорчены. Несколько раненых, говорят, тут сгорело живьём. Вот тут же помят шпиль; здесь же лежат, как погибшие колоссы, огромные вьюшки с навитыми на них стальными поршнями. Везде по борту зияют большие, с исковерканными краями пробоины. Тут высоко вверх вспучилась палуба, а там, где-нибудь наверху, то и дело можно встретить непрошенные люки. Ходить надо с опаской, а то рискуешь провалиться.
Наверху картина грустна не менее. Повсюду, как и внизу, обломки, продырявленные как решето дымовые кожуха, пробитые мачты с перекосившимися от потери равновесия реями, перебитые фалы и висящие как кисти ванты. Обгорелый выжатый флаг приютился за неимением другого места на штагах. А трубы? Только одна из них сохранила несколько свою форму, а прочие были изувечены до того, что их пришлось потом делать заново. Шлюпки были почти все испорчены, а некоторые из них, в том числе паровые и минные катера, представляли из себя груду развалин. Трапы на бак снесены. На баке по палубе были разбросаны матрацы, одеяла и койки, которыми тушили начавшийся было пожар верхней палубы. На марсах почти все боевые фонари [28] разбиты.
Вот вам приблизительная картина после боя. А главное! Посреди всего этого хлама там и тут лежали незаметные герои, храбрые матросы. Кто был совершенно обезображен до неузнаваемости, иные с вывалившимися внутренностями, или без ноги, или без руки. Повсюду разбросаны куски человеческого мяса, кровь, перемешавшаяся с грязью. А что делалось в жилой палубе?! Вся она была переполнена стонавшими и переставшими уже стонать мучениками-ранеными. Во время боя здесь многие умирали, не дождавшись даже перевязки, не говоря уже об операциях. Там всё время стояла страшная духота и вонь от лекарств, что ещё более усиливало страдания раненых. Лазаретом служил бак, и здесь всё время, не покладая рук, работали доктора, фельдшера, санитары, а также два студента-переводчика [29], потом награждённые солдатскими “георгиями”. В течение боя убито и померло 47 человек, да на другой день умерло три человека. Всех раненых около трёхсот, но тяжело - около 50-ти человек на обоих крейсерах. На “Громобое” убитых - более 70-ти человек [30]. Для раненых после боя приспособили адмиральское и разнородные помещения, где их разместили удобно и чисто.
И вот бой кончился… Все вздохнули с облегчением. Начальство сразу и не могло сообразить, что начать делать. Вначале хотели немного убраться: выбросить разбросанные по палубам в большом количестве разные обломки, но вдруг вспомнили, что команда со вчерашнего дня ничего не ела. Командир [31] приказал команде окатиться солёной водой, пить вино и обедать. С наслаждением, измождённые долгим боем и бессменным стоянием на боевом расписании в машинах, кочегарках и погребах, окатились холодным душем, но обедать как-то не хотелось: не то от усталости, не то просто пища не шла в горло при виде разбрызганной повсюду крови и висевших на леерах кусков мяса…
Мёртвых сейчас же после боя перенесли в шпилевое отделение. Это был наш временный судовой морг, куда всякий спешил, чтобы убедиться: нет ли среди убитых своих друзей. Трупы были обезображены, но узнаваемы.
После обеда отдохнули, а затем принялись за уборку. К пяти часам общими усилиями удалось привести крейсер в некоторый порядок, и занялись приготовлениями к погребению товарищей. Каждое тело было завёрнуто в пару чистых коек, и каждому было привязано по два колосника. Затем их всех отнесли на ют и положили в ряды. Пришёл батюшка, хор, собралось начальство, и началась панихида. По окончании пристроили с кормы доски в виде спуска, потом дали пушечный выстрел и при пении “Святый боже” один за другим стали спускать в море безвременно погибших героев [32].
Трогательная была картина… Поневоле наворачиваются на глаза слёзы. То же происходило и на “Громобое”. Грустно прошёл этот день. Грудь сжималась ещё и от того, что не было с нами нашего “Рюрика”, но все надеялись, что он так же идёт на Родину, во Владивосток. И вот через два дня мы были во Владивостоке.

31 декабря 1904 г.
Продолжаю. Нас сейчас же окружила многочисленная флотилия шлюпок с праздно-любопытствующими владивостокскими жителями, спешившими подивиться на невиданное зрелище раненных кораблей. Подъехали баржи для раненых, их бережно перенесли туда и отправили в госпиталь. Тотчас же приехал адмирал Скрыдлов [33] и благодарил нас за храбрость и службу. Он сказал: “Благодарю, братцы! Я знал всегда, что российские не подгадят”. На следующий день был наместник Алексеев [34] и награждал кавалеров крестами. В своей речи к матросам командир Андреев сказал относительно “Рюрика”, что с него спасено более половины команды [35]. Мы не знали, из каких источников он это узнал, и более месяца надеялись, что “Рюрик” стоит где-нибудь поблизости в бухте, и думали, что вот-вот он придёт во Владивосток. Напрасные надежды: через месяц истина для нас открылась, и нам оставалось только от всего сердца пожалеть многострадальный “Рюрик” и его команду, попавшую к японцам в плен…
Затем началась день за днём починка крейсера, и через два месяца мы были готовы хоть в бой. “Громобой” был готов ранее нашего, но его постигло несчастье: идя из Посьета, он наткнулся на подводный камень и сильно повредил себе дно. Образовалась течь, хоть и не сильная. Пришлось завести его в док, где он чинится до сих пор; а “Богатырь”, чинившийся более трёх месяцев, по выходе из дока потёк, и теперь его, кажется, хотят исправлять сызнова [36].
Телеграммы из Артура приносили вести всё тревожнее и тревожнее. То японцы заняли высоту в 203 метра [37] и обстреливают нашу эскадру, то наша эскадра погибла от огня японских осадных орудий. Вот гибнет первый форт Эрлунган, за ним сдаётся Вантий [38], а вот пришло самое тяжёлое: 20-го декабря Артур капитулировал. Каким тяжёлым камнем легла на сердце каждому русскому человеку эта весть, тем более солдату, а тем паче - моряку!..
Праздники прошли под впечатлением этого горестного события. Грустно. О Балтийской эскадре (главном отряде) [39] уже более месяца ничего не известно. Через несколько минут наступит Новый год: что-то он нам сулит? Благослови, Боже, венец лета благости твоя на 1905 год!

8 января 1905 г.
Вчера снялись с бочки и ушли в Амурский залив, в расстоянии приблизительно 4 мили от Владивостока. Стояли во льду без всякого якоря. Впереди “Надёжный” ломал лёд, облегчал нам путь. Адмирал Иессен уехал на ночь с “Надёжным” во Владивосток. Сегодня около 10-ти часов адмирал приехал снова на “Надёжном”, и мы опять тронулись за ним в путь. Пришлось вернуться опять во Владивосток и от ворот повернуть в Уссурийский залив, где не было льду. Выйдя туда, испробовали поставленные 6-ти и 7,5-ти/к (так в тексте - С.Г.) орудия [40], и опять к вечеру возвратились на прежнюю стоянку. Говорят, здесь простоим долго (после трёх дней стоянки возвратились во Владивосток).

31 марта 1905 г.
За то время, пока этот дневник не был у меня в руках, опять много утекло воды. Русская армия 23-го февраля после кровопролитнейшего боя принуждена была отступать вначале до Телина, а затем и далее на север [41]. Оставлена нами древняя столица Маньчжурии - Мукден. Громадное количество разных припасов, подвозившихся в течение целого года, было сожжено, так как отступление было далеко не правильное. Скорее, вначале отступали в страшном беспорядке. 4-го марта вместо Куропаткина главнокомандующим всеми вооружёнными силами назначен был командующий 1-й армией генерал Линевич, а Куропаткин, спустя неделю по его просьбе к Государю, был назначен командующим 1-й армией [42]. С тех пор наши войска много продвинулись на север, и теперь стоят почти на полпути от Мукдена к Харбину [43].
Об эскадре Рожественского [44] до последнего времени не было никакого слуха. Но 27-го марта телеграф принёс всех взволновавшее известие, а именно, что около Сингапура, через Малаккский пролив, прошла наша долгожданная эскадра. Всем известно, что японская эскадра уже некоторое время курсирует в тех водах, держась около Зондского архипелага в проливах, вероятно, чтобы не допустить нашу эскадру в Южно-Китайское море, устроив ей в проливе какую-либо ловушку [45]. И вот мы слышим о беспрепятственном проходе нашей эскадрой Малаккского пролива. Всеобщее мнение - что на этих днях должно произойти морское сражение, исход которого и будет решением участи войны. Все с величайшим интересом (а мы, русские, кроме того, с мольбою, страхом и надеждою) следят за дальнейшим путешествием нашей эскадры и мысленно благословляют её путь. Теперь у нас только и толку, что об этом. Поговаривают, что и мы с “Громобоем” через неделю двинемся навстречу к ней [46].
Кстати, 4-го марта я при ремонтировании кормовой машинки, во время её пробы, от неосторожности, отчасти от своей, а отчасти и другого машиниста, переведшего без предупреждения ручку дифференциального золотника, получил повреждение мускулов и оболочки кисти правой руки шатуном машинки в то время, когда, желая левой рукой достать переносную лампочку, я правой ухватился за кожух в том месте, где для прохода шатуна сделан вырез. Благодаря тому, что паровой регулятор открыт не был, и машинка сделала только пол-оборота, я отделался сравнительно счастливо, хотя до сих пор повязка не снимается.

18 мая 1905 г.
С 16-го мая все мы очень возбуждены: Балтийская эскадра приближается к Владивостоку. С 27-го марта о ней телеграммы сообщили только, что она находится в разных пунктах Южно-Китайского моря. А в последнее время были лишь смутные слухи, что будто бы она уже прошла на восток от Формозы [47] и, следовательно, в скором времени должна подойти к одному из проливов [48], чтобы попасть в Японское море.
Без даты - С. Г.
Великое несчастие постигло наш флот [49], надолго убило во мне охоту записывать события. Да и события эти, великие и страшные, надолго останутся в памяти каждого…

Гонконг, 4 декабря 1905 г.]
Как только заговорили о мире [50], тогда же пошли слухи, что наши крейсера уйдут по заключении мира в Россию. 30-го октября наши три крейсера набрали войско и отправились на Сахалин [51]. Там застали зиму в разгаре. Александровский пост [52] выглядит как обыкновенное село среди диких сахалинских гор. Жители ещё только начали устраиваться на развалинах своих домов, оставленных ими на произвол судьбы при занятии поста японцами. По их рассказам, японцы обращались с ними зверски. Бухты вблизи Александровского поста нет. На рейде стоять очень беспокойно, и выгрузка производилась с большим трудом и медленно. На четвёртые сутки поднялся сильный шторм, и мы должны были уйти к материку в бухту Де-Кастри. Простояв там сутки, пришлось идти опять на Сахалин за шлюпками, а оттуда вернулись в Де-Кастри. Там среди команды пронёсся упорный слух, что во Владивостоке неладно: много домов разрушено и сожжено, и войска бунтуют [53].
Следует заметить, что и на судах наших за это время произошло несколько выдающихся из обыденной жизни случаев. Ещё перед уходом на Сахалин, во Владивостоке, команда была раздражена экстренной погрузкой угля. Накануне ухода к нам заступил новый старший офицер [54]. Вечером, по команде “молитву петь”, команда ответила вначале молчанием, а затем рокотом, что нет священника. Всё-таки старший офицер приказал петь молитву, и она была спета, только по окончании её никто не расходился. Старший офицер спросил, что это значит; тогда кругом его обступила команда, и из среды её матрос Махонин вызвался высказать, чем команда недовольна. Махонин говорил толково, просто и ясно. Вокруг - гробовая тишина. Старший офицер слушал внимательно, с крайне озабоченным лицом.
Прежде всего команда высказывала недовольство по поводу непрочтения манифеста 17-го октября [55]. Просили объяснения его, и в какой степени он касается военнослужащих. Указывалось на несправедливое отношение к команде старшего боцмана, просили его сместить, а то, в противном случае, по выражению Махонина, команда выбросит его за борт. Все подтвердили это дружным “верно, верно”. Затем просили обратить внимание на то, чем команда питается; просили назначить дежурного из матросов для надзора за артельщиками и коками. Обратили внимание на высокие цены в лавочке и просили сменить лавочника, и многое другое.
Старший офицер обещал довести всё это до сведения командира, и нам выразил надежду, что всё, не касающееся только боцмана, будет, вероятно, удовлетворено. Старший офицер действительно сдержал своё слово, но команда ещё не вполне успокоилась. В пути к Сахалину машинная команда наотрез отказалась выходить наверх для разводки фронтом. Начальству стоило больших трудов убедить машинную команду изменить своё решение. Кроме того, решено было всем спросить у начальства, куда делись экономические суммы, по приказу адмирала Макарова [56] следуемые раздаваться командам? Начальство было всем этим крайне озабочено, а тут ещё вышеупомянутые слухи о Владивостоке, потом оказавшиеся вполне верными. И вот мы были удивлены новостью: 10-го, в заливе Де-Кастри, по окончании вечерней молитвы, адмирал в присутствии всех офицеров и всей команды сказал: “Братцы! Благодарю вас всех за этот тяжёлый поход на Сахалин, где вам пришлось много поработать. Сегодня я получил от Государя Императора приказание: всему моему отряду прямо отсюда двинуться в Россию! За Государя - ура!” [57]
11-го была ясная, морозная погода. В девять часов утра отслужили напутственный молебен, а в двенадцать вышли из бухты. Итак, с далёкого севера прямо в Россию, не заходя во Владивосток. Прощай, Дальний Восток, где в течение войны пришлось так долго колесить по твоим суровым морозам, где нашли себе могилу множество наших друзей и братьев… Прощай, грозная арена величайших битв, где суждено было восторжествовать нашему врагу, где многие себя покрыли славою истинных героев и патриотов, многие же - опозорили родной флаг и Родину!!!
Признаться, все рады, что не зайдём во Владивосток, так как там пришлось бы грузиться углём и другим всем необходимым для дороги, что стоило бы многих трудов и времени. Всем, в особенности запасным, хотелось поскорей прибыть в Россию, где, надо думать, не стали бы держать окончивших службу и отпустили бы домой [58].
Чем дальше на юг, становится теплее. 14-го вечером проходили Цусимский пролив. Погода была бурная, и нас порядком покачало. 17-го, в 12 часов дня, пришли в Нагасаки. Только что стали на якорь, вокруг крейсеров наших собралась целая флотилия шлюпок с продавцами и их товарами. Окончив работу по постановке на якорь, им разрешили войти на суда. И тут вдруг на палубах наших открылось что-то вроде деревенского базара. Появились разные разности, необходимые в житейском быту: и полотенца, и тонкие рубашки, и сапоги, и разная мелочь, и апельсины, и альбомы, и пряники, и изделия из слоновой кости, и шёлк, и многое другое. Торговля шла бойко. Некоторые из наших матросов осрамили команду, воспользовавшись доверчивостью и простотою торговцев, украв у них несколько предметов. После этого японцы стали осторожнее с командой, а последняя стала следить друг за другом, и воровство прекратилось.
Нагасаки - город, красиво расположенный около огромной бухты, которая всегда полна то приходящими, то уходящими пароходами. Кругом его высокие горы, почти до самой вершины обработанные. Везде, куда ни кинешь взором, видишь высокую культуру, добытую великим трудом и терпением. Местность очень красива. Климат вечно умеренный и тёплый. В бухте страшное оживление. К сожалению, мне в горах быть не пришлось, и о городе могу судить лишь с внешней стороны да по рассказам гулявших там товарищей.
Все, кто бывали здесь до войны [59], утверждают, что на все товары цена удвоилась против прежнего, но и то всё вообще продавалось против российского гораздо дешевле. Видно, что в Японии труд ценится низко. В Нагасаках (так в тексте - С.Г.) к нам приехали оставшиеся во Владивостоке ...

 Отправлено: 05.10.07 18:44. Заголовок: Дневник машиниста КР "Россiя".

... люди. Тут мы узнали и подробности о событиях там. Впрочем, и очевидцы передавали различно. Во всяком случае, разгром был огромный. Кроме нескольких, все магазины разграблены и разрушены. Сгорело много частных и казённых домов. Много убитых и раненых. Почти весь гарнизон отправляется по частицам в Россию. В город понаехало много казаков, усмиряющие войска переходили на сторону бунтующих и пр.
22-го ушёл из Нагасаки “Богатырь”, а 23-го - и мы с “Громобоем” [60]. Четырёхдневный переход до Гонконга был спокойный. 27-го мы были там. Это укреплённый порт под английским владением; что нас поразило - это огромнейшая бухта, которая в сущности есть пролив, отделяющий остров, где расположена главная часть города, от материка. В бухте стояло четыре английских военных крейсера и много коммерческих пароходов.
Мне пришлось на третий день идти гулять. При осмотре команды старший офицер прочёл приказ адмирала, где указывалось на недостойное поведение матросов в иностранных портах, и в заключение приводилась выдержка из местной английской газеты, которая начиналась словами: “Вчера совершилось нашествие русских матросов на Гонконг” и т.д., в подобных выражениях ставилось на вид пьянство и безобразничание наших моряков. Всё было страшно преувеличено и говорилось с явною целью высказать свою антипатию русским. Спасибо! Нечего сказать - ласково встретили!
Едва лишь нас высадили на пристань, как нас осадили сотни рикш, предлагавших нам свои услуги. Мы партиями разбрелись в разные стороны. Очутившись в городе, мы сразу почувствовали, что находимся в огромном торговом центре. Всюду грандиозные постройки, множество превосходных магазинов и кипучая, как в котле, жизнь на улицах. Повсюду страшная суета, все очень озабочены и куда-то торопятся. Рикши тысячами снуют бегом по улицам. На носилках (паланкинах) важно разъезжают богатые леди.
Конки [61] - одна перевозит из конца в конец больше, чем на десяток вёрст, другая подымает пассажиров на высокую отвесную кручу, где помещаются много строений, - электрические и постоянно полны пассажирами, кстати сказать, довольно переплачивающими против нашего за это удовольствие. Так, подняться на гору стоит 25 монет. Рикши же - очень дешёвые. Кое-где попадаются говорящие на русском языке. Они наперебой стараются рассказать о том, что делается у нас в России. Мы никаких русских газет давно уже не видели, и потому всему приходится понемногу верить. А говорят много. Говорили даже, что к Новому году у нас будет республика!
Гонконг - славный и большой город, очень благоустроенный. Видно, что в руках умных и богатых людей. От сравнения с Владивостоком становится горько. Правда, не верится, что находится в Азии. На пятый день стоянки англичане дали на наш отряд несколько бесплатных билетов в театр. Были, конечно, избранные начальственные лица. При нас пришли в бухту германский крейсер и американский броненосец. 6-го все суда в бухте были расцвечены по случаю именин Государя нашими флагами.
В Гонконге мы узнали, что будто бы за бунт на “Цесаревиче” были списаны 70 матросов в Коломбо [62]. Говорят, что наш адмирал избегает встречи с отрядами Энквиста и Матусевича [63], и поэтому будет намеренно выжидать в предыдущих портах до их ухода из следующих. 7-го вышли в Сингапур. Погода с каждым днём всё теплее и теплее, сегодня уже душно.

12 декабря 1905 г.
Пришли к 12-ти часам в Сингапур. Стали далеко перед городом на рейде. Город открыт на всём протяжении, местность ровная, лишь кое-где небольшие горы. Дальше от города по берегам виден лес, среди которого редко то здесь, то там возвышаются стройные пальмы. Солнце печёт, но на наше счастье мы здесь ещё в самое прохладное время года, а что было бы летом? Холодной воды на крейсере трудно достать, пьём тёплую воду, и в огромном количестве. На другой день были пущены торговцы и, между прочим, самое дорогое было - лимонад со льдом и мороженое в такую жару. Все пили, пока станет тяжело на желудке. С первых дней стоянки команда стала говеть по очереди, так что одним приходилось говеть, а другие в эти дни ездили на берег гулять, а потом наоборот.
Возвратившись с берега в первый день гулянки, наши матросы привезли мне поклон от одного оставшегося с броненосца “Цесаревича” машиниста, который знает обо мне по рассказам Вани [64]. Он прислал мне коротенькую записочку, в которой писал, что очень желал со мною видеться. Я на другой день опять с гуляющими послал ему так же записочку, где благодарил за внимание и память и пр. 14-го мы приобщались, а на другой день была очередь гулять. Но 14-го, после причастия, в два часа нас послал старшина в машину работать. За исключением трёх-четырёх человек-охотников, никто в этот день работать не пошёл. Но старшина сходил, пожаловался на четырёх из нас механику, а тот наказал нас за это - не идти гулять в очередь!
Архалов же (машинист с “Цесаревича”), между прочим, прислал мне с гуляющими свежие номера газеты “Русские ведомости” от 1-го и 5-го ноября. Я в кругу некоторых товарищей залпом прочитал эти дорогие газеты, где так много нового и интересного. С самого выхода из Владивостока мы не читали ни одной русской газеты. Да и в Сингапуре только наши высшие офицеры получили по несколько номеров “Котлина”, выдержки из которого были торжественно прочитаны команде. Значит, в этом отношении я оказался счастливее даже своих офицеров.
На последний день, однако, механик помиловал нас и приказал собираться гулять. На пристани меня встретил товарищ Архалова - маленький, франтовато одетый молодой человек, раздававший выходящим из шлюпки матросам объявления гостиницы “Вэвэрлей”. Он узнал, что я также гуляю, отыскал меня и сказал, что поможет мне отыскать Архалова; повёл, впрочем, прямо в гостиницу “Вэвэрлей”. До чего теперь доходит подозрительность наших офицеров, можно судить из следующего. Только что я и со мною компания других товарищей двигали по пристани с этим Борисом, как нас остановил сопровождавший катер офицер Салов и, указывая на Бориса, строгим и подозрительным голосом сказал: “А это что за тип?”, ожидая от нас ответа. Я показал карточку ресторана “Вэвэрлей”, а Борис вынул их из кармана дюжину. Салов ретировался.
Не заходя в ресторан, мы посетили сингапурский музей, где всевозможные коллекции местных фауны и флоры, тут же и читальня. Борис прочитал нам несколько свежих телеграмм по-английски и перевёл на русский язык. Мы узнали, что в Москве уже пятый день подряд идёт бомбардировка из пушек в народ [65], и другое. В ресторане мы с час ожидали Архалова, обедать не заказывали. Наконец, пришёл и он. Мы встретились с ним, как бы были с ним давно друзьями. Стали обедать, потребовали бутылку рома, Архалов выпивал лишь одними глотками из каждой рюмки. Пошли расспросы относительно “Цесаревича”, об Артуре. Он, между прочим, сообщил кое-что о Ване, сказал, что они были большими друзьями. Разговорились об его теперешнем положении. Причину своего побега он рассказал так: один из машинистов однажды, во время обеда за столом, пристал к нему драться. Он же долго крепился, уговаривая не ссориться за столом, но когда тот не унялся, он бросил ему в лицо солонку и повредил глаз. Ему предстояло быть под судом и, по всей вероятности, идти в арестантские роты на несколько лет. Он не мог примириться с этой мыслью и решил: лучше бежать, пока над ним не было надзора.
Первое время у него было рублей 50, он оделся в штатское платье и с неделю прожил без заботы, а когда деньги вышли - пришлось подумать, как жить дальше? В Сингапуре нет больших фабрик или заводов, а если и есть небольшие, то на них преимущественно работают китайцы и малайцы. В это время он сошёлся с Борисом. Они вдвоём съездили на о. Суматру, где есть нидерландские нефтяные промыслы. Там они нашли трёх русских рабочих из Баку, которые получают по 250 рублей в месяц жалованье и имеют отличные квартиры. К сожалению, рабочих-европейцев больше там ни за что брать не хотели, и им пришлось возвратиться обратно в Сингапур. Раздумавшись, он пошёл даже к своему консулу [66], чтобы его отправили в Россию. Но консул, очень хороший человек, не посоветовал ему сейчас возвращаться домой, сказал, что поищет ему место, и стал помогать ему деньгами (в неделю - 5 долларов), своё хорошее отношение к нему объясняя тем, что получил частное письмо от командира “Цесаревича” [67], в котором тот просил не оставить Архалова в случае, если он придёт к консулу. Командир отрекомендовал его как хорошего матроса и порядочного мастерового.
Всё же, рассказывая всё это, Архалов был грустен, и мне было в это время очень жаль его, выбитого из своей колеи на незнакомый путь, всеми покинутого и скучающего по Родине, где у него осталась старуха-мать. Он ей хотел телеграфировать о себе, но телеграммы его не приняли, так как в России сейчас вся почта бастует. Архалов просил меня поискать на крейсере самоучитель английского языка для него. Я сказал, что имею небольшой. Он очень обрадовался и просил переслать ему. Я обещался это сделать через катерного машиниста. Он завёл нас к себе, где квартировал, напоил кофеем и потом проводил до пристани.
Приехав на крейсер, я достал самоучитель, написал маленькую записочку с пожеланием всего наилучшего на чужбине и, принимая во внимание его незавидное материальное положение, вложил в записку пять рублей. Потом завернул всё это и передал катерному машинисту, чтобы тот отдал это тому, кто спросит. Не знаю, что помешало Архалову прийти на пристань, а только в течение более суток катер несколько раз был там, а книжки никто не спрашивал. Я очень пожалел об этом, но что же я мог поделать?
23-го мы ушли из Сингапура, а 25-го декабря пришли в голландскую угольную станцию Сабанка [68] на о. Патолэй около о. Суматры, пройдя Малаккский пролив.

25 декабря 1905 г.
Сегодня в восемь часов утра пришли в Сабанку. Это маленький посёлок с большими запасами угля, с элеватором для погрузки и одним плавучим доком. Здесь стоит один голландский лёгкий крейсер и несколько торговых пароходов. Местность гористая, покрытая сплошь тропическим лесом. Красиво очень, но, по-видимому, в лесу много зверей и змей.
Мне сегодня пришлось стоять на вахте в первую смену. С утра молитвы, а после обеда офицеры на юте приготовляли для матросов ёлку. После шести часов стали раздавать подарки, а после пили пунш. Так и закончился первый день праздника. Погода сырая, раза три принимался лить сильный дождик. Против Сингапура заметно прохладнее. А в России теперь крещенские морозы, разукрашенные инеем дерева, здесь же - едим только что сорванные бананы в вечно зеленеющем лесу.

3 января 1906 г.
Праздник праздновали всего два дня, а потом опять работа в машине. “Громобой” и “Богатырь” подтянулись к стенке и стали грузить уголь, а после них стали туда же и мы.
На праздниках развлечений никаких не было, если не считать катание желающих под парусами на шлюпках. Впрочем, по инициативе младшего доктора затеяли устроить на праздниках спектакль, но скоро приготовиться не могли, и исполнение его отложили до Крещения. Мне в нём предлагали женскую роль, но я отказался. Участвуют одни лишь матросы, и исполнение, как видно из репетиций, выйдет недурное [69]. На Новый год рано утром отошли от стоянки и пошли прямо в море, в Коломбо.
Перед обедом командир [70] поздравил команду с праздником и подарил по чарке водки. Затем был прочитан приказ по крейсеру с пожеланиями по случаю Нового года, а после всего старший офицер прочёл команде: “Адмирал, желая порадовать окончивших срок своей службы, объявляет им, что он постарается отправить их из Коломбо на Родину” [71]. Весть радостная. У нас опять пошла горячка с приготовлениями. Теперь службу считаем часами. Радостно как-то на душе. Итак, скоро шабаш служить! Ура!!!
Идём по Индийскому океану спокойно. Прохладный ветерок, и вообще погода нежаркая. На баке свежо, и там спасаемся всё свободное от вахты время. Там же и спим, циновки там круглые сутки и не убираются; там всегда полно отдыхающих - то спящих, то играющих в домино.

Без даты - С. Г.
5-го января пришли в Коломбо. О нём больше было рассказано, чем он на самом деле заслуживал. По преданию индусов, древний Эдем - Коломбо - был местом пребывания первых людей. Теперь в стоячей гавани видны лишь грязные кварталы города, правда, среди пальм и прочих тропических растений. Дальше виднеется бесконечный лес, напоминающий собою почти весь остров Цейлон. Но мы такую же природу видели и в Сингапуре, и в Сабанке, почему всё это нас и не удивило. Кругом новоприбывших в гавань кораблей целые дни плавают чёрные ребятишки на чурбанах и поют неизменно “тара-ра-бум-бию” и тут же показывают своё искусство, ныряя и ловко хватая в воде брошенную с борта корабля монету. По отдыхам по-прежнему пускают торговцев, но тут уже нет такого разнообразия товаров, как в Гонконге или Сингапуре. Преимущественно чай, сигары, кокосовые орехи да подделанные из стекла “драгоценные” камни - вот главные предметы торговли.
Мне не пришлось гулять по городу, был лишь раз в обходе в ближайшей к пристани части города; а кто ходил гулять, жаловался на грубость местных жителей - сингалезов. Редкий не был обижен там руганью на их языке, а кто оставался попозднее, распустившись по-русски, под пьяную руку - тот вполне отведал их “гостеприимство”. Бывали битые, другие же, притом, и ограбленные. Каждого русского, отставшего от товарищей, они окружали со всех сторон (и откуда их так много набирается?!), любопытно расспрашивали и нахально выпрашивали милостыню. Тут надо обращаться с ними крайне вежливо и осторожно, чтобы не нажить беды.
Придя в Коломбо, мы застали там два голландских крейсера: один тот, что вышел впереди нас из Сабанки, а другой - шедший ему навстречу и на смену из Голландии. На Крещение был у нас на крейсере спектакль. Были приглашены голландские матросы в качестве гостей. К ним были прикомандированы знавшие немецкий язык наши матросы, чтобы занимать их. После спектакля, который удался вполне, их угощали сигарами, пуншем и английским печеньем. Да и вся команда пила пунш. Ихние матросы - очень весёлые ребята, любители попеть, потанцевать и покутить, за каждую рюмку пунша пели заздравные тосты; а то и дружные, стройные хоровые. Часов в одиннадцать уехали с крейсера при криках “ура” с обоих сторон.
В воскресенье наши матросы ездили на их крейсера и там были изрядно угощаемы, а вечером опять приехали с голландскими гостями. На этот раз на баке устроили танцы. Их гармонист играл попеременно с нашим Быстрицким. После восьми часов все перешли в батарейную палубу. Здесь гостям предложили по стакану рома и по бутылке пива. Снова начались дружные пения, весёлые танцы, братания их матросов с нашими. Потом угощали их чаем, ананасами, и весёлый кутёж затянулся до полуночи. После все мы очень дружески распростились с нашими гостями. Оглушительные “ура” долго раздавались с обеих сторон. На другой день их крейсера ушли.
С самого прихода в Коломбо мы, запасные, со дня на день ожидали парохода, который долженствовал везти нас в Порт-Саид. Но пришло ожидаемое 14-е число, пришёл и пароход из Владивостока, идущий в Одессу и битком нагруженный земляками. Нам отказали поместить. Вечером он ушёл. На другой день пришёл такой же пароход, но и он оказался переполненным. Наши надежды померкли. Стали потихоньку роптать. 16-го, после обеда, командир наш объявил нам, что, несмотря на все старания адмирала, ему не удалось зафрахтовать нам пароход, так как командиры пароходов будто бы боялись принять русских матросов на борт своих кораблей. Поэтому адмирал решил послать с нами до Порт-Саида ускоренным ходом “Богатыря” [72]. Ну, тут у нас от сердца отлегло. На другой день отслужили молебен, пообедали, и после отдыха засвистала давно желанная дудка: “запасные к левому борту с вещами!”
Начались прощания с друзьями. Те помогли мне вынести на баркас свои вещи. Затем попрощался с нашими судовой командир, ротный перецеловался со всеми. На прощание всем было дано по одному фунту чаю. Вначале свезли все наши вещи на “Богатырь”, а затем отвалили от крейсера и сами. Итак, прости, крейсер “Россия”! Прости, корабль, где я два с половиной года прожил, другие же - более семи лет плававшие на тебе. Прости, надёжная плавучая и грозная крепость, счастливо возившая и скрывавшая нас всю эту несчастную войну.
На “Богатыре” с нами попрощался адмирал. Но, пройдя немного, “Богатырь” дал ход, и мы стали заметно обгонять “Россию” и “Громобой”. Нужно сказать, что в гавани в этот день по случаю смерти короля датского были приспущены флаги, и нас просили при прощании не кричать “ура”, как это обыкновенно бывает. Но когда мы стали обгонять свои крейсера, там уже приготовились прощаться. На всех вантах, рострах и казематах виднелись головы. И только лишь мы поравнялись - полетели вверх фуражки, и неумолимое “ура” провожало нас до “Громобоя”. Там также встретили, и опять “ура”, пока мы не отошли от них далеко вперёд. Многие в последний раз простились со своим крейсером. Счастливого пути до России! Путь вёл в Россию…



Повреждения, полученные на КР "Россiя" в бою в Корейском проливе (01.08.1904).

 Отправлено: 05.10.07 19:37. Заголовок: Re:

ДНЕВНИК МАШИНИСТА КР “РОССИЯ” Ф. У. ПЕРФИЛЬЕВА. 1904-1906 гг.
(публикацию подготовил кандидат исторических наук С.А. Гладких)

Представленный выше дневник является машинописной копией, сделанной в середине 1980-х гг. правнуком Ф. У. Перфильева, солистом Поморской филармонии Игорем Валерьевичем Перфильевым, с записной книжки, хранившейся у сестры его отца. Копия передана для публикации С. А. Гладких и ныне находится в его личном архиве. Судьба подлинника на настоящий момент времени неизвестна.
Об авторе дневника также известно немногое. Фёдор Ульянович Перфильев (1884-1948) происходил из обедневших дворян, некогда имевших свою усадьбу в Подольске. Поступил на флот добровольно, «охотником», что по законам того времени позволяло сократить срок действительной службы. В годы Русско-японской войны 1904-1905 гг. служил на броненосном крейсере “Россия” - флагманском корабле Владивостокского отряда крейсеров. Согласно данным Российского государственного архива Военно-морского флота, числился матросом 2-й статьи, но, судя по тексту дневника, исполнял обязанности машиниста, то есть обслуживал корабельные механизмы. Участвовал во всех походах и боях отряда. По окончании войны учился в Санкт-Петербурге, служил в коммерческом флоте в должности третьего помощника капитана, вновь оказался на Тихом океане и принимал участие в гидрографических экспедициях на Дальнем Востоке. Затем поселился в Благовещенске, в построенном по собственному проекту доме. Вырастил четверых детей.
Во время событий Русско-японской войны Ф. У. Перфильев вёл дневник. Как исторический источник, этот документ имеет некоторые особенности. Велся дневник крайне нерегулярно, от случаю к случаю. Записи, датированные одним днём, продолжались без указания дат в последующие дни, иногда датировка записей и вовсе отсутствует. Отмечаются также значительные, временные промежутки между произошедшим событием и рассказом о нём, что, безусловно, сказывается на достоверности приводимых сведений. Дневник, вероятно, был переработан автором в послевоенные годы. Сохранились записи: за 27 января 1904 г. - день начала русско-японской войны; рассказ о наиболее значимом походе Владивостокского отряда крейсеров с 30 июля по 3 августа 1904 г., с описанием боя 1 августа; заметки за отдельные дни 1905 года и описание перехода крейсеров с Тихого океана на Балтику в 1905-1906 гг. Материалы Ф. У. Перфильева исторически вполне достоверны и раскрывают ряд интересных и малоизвестных деталей из истории Владивостокского отряда крейсеров.
Записи выдают в авторе достаточно образованного по тем временам человека, не чуждого даже некоторого литературного таланта, что являлось нечастым явлением в матросской среде. Примером подобного может быть, разве что, другой участник войны 1904-1905 гг., автор "Цусимы" А. С. Новиков-Прибой.
Дневник представляет собой редкий образец воспоминаний о Русско-японской войне простого матроса, давшего свою, нередко очень яркую и эмоциональную, оценку происходившим событиям. Одновременно эта оценка с некоторым допущением может рассматриваться и как мнение матросской среды в целом.
Взгляд на события войны со стороны её рядового участника - не с командирского мостика, а с нижних палуб корабля, долгое время не был востребован исследователями и находился в тени изучения объёмных трудов мэтров советской историографии. Однако развитие в последнее время таких областей исторического знания, как микроистория и военно-историческая антропология, затребовали массового введения в научный оборот именно такого типа нарративных источников.
Текст дневника несколько отредактирован в соответствии с нормами современной орфографии и пунктуации и подвергнут минимальным сокращениям, не влияющим на его смысловое содержание. Все даты в тексте и комментариях во избежание путаницы даны по Юлианскому календарю.
__________________________
Примечания

1. 27 января 1904 г. - “официальная” дата начала русско-японской войны 1904-1905 гг., вызванной борьбой за раздел сфер влияния на Дальнем Востоке. Решение о начале войны было принято в Японии ещё 22 января, а 26 января японский флот без объявления войны атаковал русские корабли в Чемульпо и Порт-Артуре. Во Владивостоке о начале войны стало известно именно 27 января 1904 г.
2. Броненосные крейсера I ранга “Россия”, “Громобой”, “Рюрик” и лёгкий крейсер I ранга “Богатырь”, входившие в состав Владивостокского отряда крейсеров, начали кампанию 18 января 1904 г.
3. С целью экономии средств корабли русского флота на Дальнем Востоке с 1902 г. на несколько месяцев в году зачислялись в так называемый “вооружённый резерв”, то есть исключались из кампании и находились на стоянке в порту в 12-часовой готовности к выходу в море.
4. 26 января 1904 года крейсера Владивостокского отряда были перекрашены из “мирного” белого в принятый для русских кораблей на Тихом океане боевой серо-зелёный (оливковый) цвет.
5. “Надёжный” - портовый ледокол датской постройки, с 1897 года находился во Владивостоке и в зимнее время обеспечивал навигацию в замерзающей акватории порта.
6. Штакельберг Эвальд Антонович (1847-1909) - контр-адмирал, первый начальник Владивостокского отряда крейсеров (с 7 июня 1903 г. по 16 января 1904 г.). Сдал командование по болезни, но в качестве пассажира участвовал на “России” в первом боевом походе отряда 27 января - 1 февраля 1904 г.
7. Рейценштейн Николай Карлович (1854-1916) - капитан I ранга, в 1899-1904 гг. командир лёгкого крейсера I ранга “Аскольд”, с 16 января по 25 февраля 1904 г. - начальник Владивостокского отряда крейсеров. Командовал отрядом в первых двух боевых походах, затем он отозван в Порт-Артур, где также принял командование отрядом крейсеров. Отметим, что мнение Ф. У. Перфильева резко контрастирует с расхожей оценкой Н. К. Рейценштейна из известного романа В. С. Пикуля “Крейсера”.
8. Первый боевой поход Владивостокского отряда крейсеров 27 января - 1 февраля 1904 г. имел целью нанести удар по морским коммуникациям противника в Японском море. Предполагалось первоначально направиться к Сангарскому проливу, а затем к корейскому порту Гензан.
9. “Первая жертва” - японский каботажный пароход “Наканоура-Мару” (1084 т.).
10. Японский каботажный пароход “Зенсо-Мару” (323 т.) успел скрыться в мелководной бухте.
11. Отряд вынужден был прервать поход и вернуться во Владивосток, так как проникшая во время шторма в каналы орудийных стволов вода замёрзла, лишив корабли боеспособности.
12. За период с 1 февраля по 30 июля 1904 г., не нашедший отражения в дневнике, Владивостокский отряд совершил пять боевых походов: четыре по Японскому морю и один - с выходом в Тихий (Великий) океан; выдержал короткое боевое столкновение с японской эскадрой 18 июня, потопил 3 военных транспорта, 6 пароходов и 5 шхун, захватил 4 коммерческих парохода с военной контрабандой, нанёс существенный ущерб экономике Японии и нарушил ряд планов японского командования. Из состава отряда 2 мая 1904 г. выбыл крейсер “Богатырь”, налетевший в тумане на скалы и находившийся в ремонте до июля 1905 г.
13. Обращает на себя внимание тот факт, что автор дневника по окончании действительной службы в военно-морском флоте также стал профессиональным моряком.
14. Первая эскадра Тихого океана под командованием контр-адмирала В. К. Витгефта (1847-1904) вышла в море из осаждённого Порт-Артура с целью прорыва во Владивосток, и вступила в бой с японским флотом под командованием вице-адмирала Того Хэйхатиро (1848-1934) 28 июля 1904 года. Владивостокский отряд был выслан ей навстречу в пролив Броутона (Западный проход Корейского пролива) со значительным опозданием, когда эскадра потерпела поражение и вернулась в Артур, а поход отряда становился бессмысленным и крайне рискованным. Однако сведений о реальной стратегической обстановке на отряде не имели.
15. Здесь и далее по тексту “адмирал” - Карл Петрович Иессен (1852-1918), контр-адмирал, с 25 февраля по 30 марта 1906 г. - начальник Владивостокского отряда крейсеров.
16. Броненосные крейсера 2-го боевого отряда японского флота “Идзумо”, “Адзума”, “Токива” и “Ивате”. По суммарной мощи артиллерии при стрельбе с одного борта значительно превосходили русский отряд.
17. Камимура Хиконодзо (1855-?) - вице-адмирал, командующий 2-й эскадрой Соединённого флота Японии, руководил действиями против Владивостокского отряда крейсеров. Держал флаг на “Идзумо”.
18. Бой 1 августа 1904 г. длился 4 часа 40 минут, и на тот момент времени действительно был самым длительным боевым столкновением паровых военных судов. По числу потерь уступал боям паровых флотов при Лиссе (1866 г.) и Ялу (1894 г.).
19. Капитан II ранга Владимир Иванович Берлинский.
20. Вероятно, автор дневника имеет в виду удачное попадание с “Рюрика” в крейсер “Ивате”, из-за возникшего пожара временно вышедший из строя; или также вызвавшее пожар и “ура” команды флагманского русского крейсера попадание 203-мм снаряда с “России” в крейсер “Идзумо”.
21. Автор ошибочно именует канонерскими лодками три лёгких крейсера из состава 4-го боевого отряда японского флота, вызванного на помощь по радио: “Нанива” (флаг контр-адмирала Уриу Сотокити), “Такатихо” и “Нийтака”. Они последовательно подходили к месту боя и вступали в перестрелку с русскими кораблями.
22. Кабельтов - морская мера длины, составляющая 1/10 морской мили, или 185,2 м. Бой 1 августа 1904 г. велся на дистанциях от 30 до 60 кабельтовых, то есть от 5,5 до 8,3 км.
23. Отмечается характерное для моряков “очеловечивание” образа корабля.
24. Узел - морская мера длины, равная одной морской миле (1852 м.) в час. 12 узлов - 22,2 км/час. “Рюрик” лишь на короткое время смог дать средний ход, далее его скорость упала до 3-4 узлов, и корабль был обречён.
25. Японские лёгкие крейсера продолжали преследовать “Рюрик” и вести с ним бой до 10 часов 20 минут, когда русский крейсер, исчерпав все возможности сопротивления, был затоплен командой.
26. Уводя за собой основные силы врага, “Россия” и “Громобой” вели бой до 9 часов 50 минут, пока японская эскадра, понеся серьёзные потери, не повернула на обратный курс.
27. Значительная часть артиллерии русских крейсеров была выведена из строя не японскими снарядами, а в результате поломок механизмов вертикальной наводки орудий.
28. Имеются в виду прожекторы.
29. Студенты Восточного института, А. Н. Занковский и Г. Ф. Ящинский, находились на крейсере “Россия” для перевода перехваченных радиограмм противника, переговоров с японским и корейским населением и для допроса пленных.
30. Потери убитыми в бою 1 августа 1904 г. составили: на “России” - 47 человек, на “Громобое” - 92 человека.
31. Командир крейсера “Россия” капитан I ранга Андрей Порфирьевич Андреев.
32. Описание похорон невольно заставляет вспомнить исключительно точную в описании корабельного быта знаменитую матросскую песню “Кочегар” (“Раскинулось море широко”).
33. Скрыдлов Николай Илларионович (1844-1918) - вице-адмирал, с 1 апреля по 25 декабря 1904 г. командующий флотом в Тихом океане, в Порт-Артур до начала осады прибыть не успел, находился во Владивостоке и фактически действиями флота руководить не мог.
34. Алексеев Евгений Иванович (1843-1917) - адмирал, наместник императора на Дальнем Востоке, с 28 января по 12 октября 1904 г. Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке.
35. Из 821 члена экипажа “Рюрика” убито и утонуло 204 человека, остальные после гибели крейсера подобраны с воды японскими кораблями и взяты в плен.
36. “Громобой” находился в ремонте до 9 февраля 1905 г., затем в освободившемся доке была продолжена временно прерванная из-за аварии “Громобоя” починка “Богатыря”.
37. Гора Высокая в Порт-Артуре, ключевой пункт обороны крепости, откуда прекрасно просматривался внутренний рейд. Взята 22 ноября 1904 г., после чего японская осадная артиллерия, используя оборудованный на Высокой корректировочный пункт, уничтожила русские корабли, находившиеся в Порт-Артуре.
38. Искажённые китайские названия укреплений Порт-Артура. Эрлунган - форт № 3, взят японцами 15 декабря 1904 г.; Вантий - гора Большое Орлиное гнездо, оставлена русскими 19 декабря 1904 г., что послужило поводом к сдаче крепости. Названия, очевидно, приводятся по материалам иностранной прессы.
39. 2-я эскадра флота Тихого океана. Была сформирована из кораблей Балтийского флота, и 2 октября 1904 г. вышла из Либавы на помощь 1-й эскадре, блокированной японским флотом в Порт-Артуре. Шла несколькими отрядами. Главный отряд состоял из новейших броненосцев типа “Бородино” и ряда других кораблей.
40. Очевидно, имеются в виду установленные вместо 75-миллиметровых дополнительные 6-дюймовые орудия, которыми по опыту боя 1 августа 1904 г. была усилена артиллерия крейсеров “Россия” и “Громобой”.
41. Имеется в виду Мукденское сражение 5-25 февраля 1905 г., закончившееся поражением русской армии.
42. Куропаткин Алексей Николаевич (1848-1925) - генерал от инфантерии, с 7 февраля 1904 г. - командующий Маньчжурской армией, с 12 октября 1904 г. по 3 марта 1905 г. - Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке, затем командующий 1-й Маньчжурской армией. Линевич Николай Петрович (1838-1908) - генерал от инфантерии, генерал-губернатор Приамурья, до прибытия А. Н. Куропаткина на Дальний Восток - командующий Маньчжурской армией, с октября 1904 г. - командующий 1-й Маньчжурской армией, с 3 марта 1905 г. - Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке.
43. Русская армия заняла позиции у города Сыпингай, где вплоть до завершения боевых действий велась вялотекущая позиционная война (так называемое “Сыпингайское сидение”).
44. Рожественский Зиновий Петрович (1848-1909) - вице-адмирал, начальник Главного морского штаба, командующий 2-й эскадрой флота Тихого океана.
45. В действительности японский флот у Зондского архипелага, за исключением двух разведочных рейдов небольших крейсерских отрядов в декабре 1904 г. и марте 1905 г., не появлялся.
46. Отправка владивостокских крейсеров навстречу эскадре З. П. Рожественского не предполагалась. Кроме того, 11 мая 1905 г. “Громобой” подорвался на японской мине, был выведен из строя до конца войны и лишь по окончании ремонта “Богатыря” введён в док, где находился до сентября 1905 г.
47. Прежнее название острова Тайвань.
48. 2-я эскадра могла прорываться в Японское море Корейским, Сангарским либо Лаперузовым проливом. З. П. Рожественский избрал направлением прорыва Восточный проход Корейского пролива (Цусимский пролив).
49. “Великое несчастие” - Цусимское сражение 14-15 мая 1904 г., в котором японский Соединённый флот под командованием адмирала Х. Того наголову разгромил эскадру З. П. Рожественского, уничтожил её основные силы и пленил часть кораблей, понеся при этом минимальный урон. Во Владивостоке первые известия о бое были получены 16 мая, но некоторое время скрывались от рядового личного состава.
50. Мирный договор между Россией и Японией был подписан в Портсмуте (США) 23 августа 1905 г., вступил в силу после ратификации 2 октября 1905 г.
51. В июне-июле 1905 г. остров Сахалин был захвачен японским десантом, но по условиям Портсмутского мирного договора его северная часть возвращалась России. Крейсера Владивостокского отряда перевозили на освобождаемую японцами северную половину острова русский гарнизон (около 1000 человек).
52. Административный центр русской части острова Сахалин. Ныне - город Александровск-Сахалинский.
53. Вооружённое восстание во Владивостоке 30-31 октября 1905 г., одно из крупнейших в ходе первой русской революции 1905-1907 гг. Как видно далее из дневника, волнения среди военнослужащих происходили и на крейсерах Владивостокского отряда.
54. Лейтенант (с 6 декабря 1905 г. - капитан II ранга) Николай Митрофанович Григоров.
55. Вызванный всплеском революционного движения императорский манифест от 17 октября 1905 г. провозглашал гражданские права и свободы и ограничивал самодержавную власть монарха.
56. Макаров Степан Осипович (1848-1904) - вице-адмирал, выдающийся русский флотоводец. 9 февраля 1904 г. назначен командующим флотом в Тихом океане, 24 февраля 1904 г. прибыл в Порт-Артур. Погиб 31 марта 1904 г. на эскадренном броненосце “Петропавловск”, подорвавшемся на японской мине.
57. Отряду крейсеров было запрещено заходить во Владивосток из опасений участия экипажей кораблей в волнениях, происходивших в городе.
58. Призванных из запаса и окончивших срок службы по окончании войны следовало демобилизовать, но они вынужденно продолжали служить, что порождало серьёзное недовольство “запасных” на затянувшемся переходе крейсеров в Европейскую Россию.
59. До русско-японской во ны порт Нагасаки долгое время интенсивно использовался русскими кораблями как место стоянки, ремонта, пополнения запасов топлива, воды и продовольствия. Во время стоянки владивостокских крейсеров в Нагасаки К. П. Иессен перенёс свой флаг с “России” на “Громобой”.
60. Раздельное следование крейсеров объяснялось ставшими известными командованию отряда планами захвата “Богатыря” и “Громобоя” командами этих кораблей.
61. Имеется в виду трамвай.
62. “Цесаревич” - эскадренный броненосец, флагманский корабль 1-й эскадры флота Тихого океана, после боя 28 июля интернирован в Циндао, по окончании русско-японской войны направлен на Балтику. В Коломбо были списаны на берег 28 матросов “Цесаревича”, подозреваемые в подготовке восстания на броненосце.
63. Энквист Оскар Адольфович (1849-1911) - контр-адмирал, командующий отрядом крейсеров 2-й эскадры флота Тихого океана. После Цусимского боя привёл уцелевшие корабли отряда (“Аврора”, “Олег”, “Жемчуг”) в порт Манила, где они были интернированы.
Матусевич Николай Александрович (1852-1912) - контр-адмирал, начальник штаба 1-й эскадры флота Тихого океана, ранен в бою 28 июля 1904 г., на “Цесаревиче” прибыл в Циндао и оставался там до конца войны.
О. А. Энквист и Н. А. Матусевич возглавили отряды русских кораблей, направлявшихся по окончании русско-японской войны в Европейскую Россию. Соединения отрядов не произошло по причине революционного брожения среди команд.
64. Иван Ульянович Перфильев - брат автора дневника.
65. Имеется в виду Декабрьское вооружённое восстание 1905 года в Москве.
66. Русский консул в Сингапуре, надворный советник Рудановский. Он известен хорошим отношением к соотечественникам-морякам.
67. Капитан I ранга Николай Михайлович Иванов.
68. Порт Сабанг на принадлежавшем Голландии острове Пуло-Вей в Андаманском море, близ Суматры.
69. Практика организации матросских спектаклей на кораблях была в то время достаточно распространённым явлением.
70. Сменивший А. П. Андреева капитан I ранга В. А. Лилье.
71. Из опасений вооружённого мятежа К. П. Иессен принял решение отправить окончивших срок службы в Россию ранее, нежели туда сможет прийти Владивостокский отряд.
72. Это решение К. П. Иессен принял самостоятельно, что вызвало крайнее неудовольствие морского министра А. А. Бирилёва. Владивостокский отряд прибыл в Европейскую Россию (порт Либава) 26 марта 1906 г., и 30 марта 1906 г. был расформирован.

Источник: "Защитники Отечества", Архангельский областной краеведческий музей, 2005 год.

 Отправлено: 05.10.07 19:43. Заголовок: Re:

Между прочим фамилия Перфильев довольно распространена в Москве, по крайней мере 3-х Перфильевых знаю, один из которых был глав.ред. журнала "Япония сегодня" - Василий Октябревич Перфильев.

 Отправлено: 05.10.07 20:12. Заголовок: Re:

В старые времена я бы не поленился навести справки - тогда всё было проще.

С уважением...

 Отправлено: 04.11.07 17:28. Заголовок: Пару лет назад в арх..

Пару лет назад в архиве Воено-Исторического музея ТОФ видел папку с рукописью (sic!) дневника радиотелеграфиста с крейсера "Громобой". У меня тогда, к сожалению, не было времени основательно ее поизучать. К тому же был определенный скептицизм: там в начале было вроде написано, что дневник посвящен событиям 1-й русской революции, а эта тема меня не интересовала. Впрочем, возможно, что и о РЯВ что-то было тоже