Пост N: 104
Откуда: Россия, Нижний Новгород
Рейтинг:
0
Отправлено: 03.02.08 16:14. Заголовок: Воспоминания о Первой мировой
В теме "Вы просите песен, их есть у меня" в посте № 101 http://kortic.fastbb.ru/?1-4-0-00000004-000-90-0#063 я поместил песню о Варяге, записанную вятским солдатом Василием Александровичем Алпатовым в начале 1917 г. Как я писал, там же записаны сочиненные им стихи. Одно из них, рассказывающее о его солдатской жизни, я хочу здесь разместить. Не обращайте внимания на безыскусность стихов, временами нет ни рифмы, ни смысла. Однако там много информации о том времени, бытовые зарисовки и т.п. Очень прошу специалистов по этому времени дать комментарии. Я собираюсь опубликовать эти стихи в Кирове в научно-популярном альманахе "Герценка" как документ своей эпохи, но к ним, естественно, необходимы соответствующие комментарии, объясняющие, о чем идет речь. Может быть кто-то возьмется это осуществить? Стихотворение достаточно длинное, так что наберитесь терпения. Я ничего не изменял, только поправил местами явно неверно написанные слова.
Воспоминание из военной жизни
Опять обычное явление Сейчас предстало предо мной, Писать явилось вдохновение, Лежу один в тиши ночной. Солдаты спят, но мне не спится, От дум кружится голова, Вся жизнь как сон тяжелый мнится, И, как кошмар, она была. Я помню этот день ненастный, Хотя идет уже год другой, Когда в Перми в полк запасный Я вступил нетвердою ногой. Душой дорогой изнуренный Я был похож на матак (?) Когда вступил В неприветливый барак. Душа была полна заботой Моя о доме и детях, А тут ученье, повороты О сдвоенных рядах. Словесность, чучело, винтовка С утра до ночи каждый день. Плохая в нас была сноровка, Когда пришли из деревень. Хотя пришлось и туговато Для наших братьев иногда, Но в месяц сделали Солдатов Для строя годных хоть куда. Нам по случайной лишь причине На фронт уехать не пришлось. Два раза были в карантине. И дольше всех нам тут жилось. В цепь рассыпаться нас учили, Чтобы знать дело в цепи, И в наступление ходили В село ближайшее Клопы. А потом поход нам объявили На фронт 2-го февраля. На путь молебен отслужили, И дружно грянули «ура»… Прямо в вагоны нас усадили, В пыли валялись и грязи, Но, в прочем, ехали прекрасно, Хоть целый месяц бы вези. В пути давали нам обед, И брали часто кипяток. Между собой вели беседу, И путь казался короток. Но на позицию явиться Нам не судил, как видно, рок. Пришлось в пути остановиться, Заехать в Ямбург городок. Прожили в нем мы две недели, Занятий не было для нас. Лишь даром хлеб казенный ели, Да в цепь рассыпались раз. В театр ходили слушать скрипки, Чтобы время лучше провести, И две тифозные прививки Пришлось нам там перенести. Потом до Нарвы пешеходом С утра целый шли мы день, И познакомились с народом Среди эстонских деревень. Два дня нас в Нарве продержали – Хороший этот городок. Там водопад нам показали – Веселый очень уголок. А потом в Финляндии полгода Почти прожить пришлося нам. Хотя суровая природа, Но хорошо жилося там. Картина яркая предстала Широкой жизни предо мной. Эскадра наша тут стояла, Громадный город портовой. Зима тогда не развязала Еще с залива своих оков И без движения держала Ряд громаднейших судов. На берегу казармы были, Из окон виден был залив. Далеко мысли уходили, Как созерцал этот вид. Душой любуясь сей картиной, Я дни совсем не замечал, Ходил на остров там звериный, Зверей невиданных встречал: Медведи белые, тюлени Как редкость были для меня, Сохач, лисицы и олени, Орлы, фазаны, соболя, Павлины, полярная птица, Медведей несколько пород. Да! Это светлая страница Была в тяжелый период наш. Баталион сформировали До наступления весны. Стоять за город нас угнали, Где до весны жили мы. Баталионом занимали Для нас школу – выстроенный дом. Лишь скалы голые кругом, Но хорошо здесь, без сомнения, Мы это время провели. Здесь много было развлечения Среди неведомой земли. Мы наблюдали с гор потоки, На лыжах, снег пока лежал, Ученье ротное, гулянье – И незаметно день бежал. Недороги здесь были булки, Солдатам можно было брать, И в город ротные прогулки, Для нас бывало благодать. Свободной грудью вольно дышать, Когда так радостно живешь, Невзгоды жизни той не слышишь И песни весело поешь. Весна вошла в свои пределы, Скатился снег с долин и гор, Постройка лагерей поспела, Пришлося мне взяться за топор. И помню я, в начале мая С другими товарищами из роты Стоял я, поезд поджидая, Который на Альберг идет. Прибыв на Альберг, мы жили В команде временно дней пять. На Хохалунд пешком ходили На лагерь лес заготовлять. Потом устроили палатки, Линейки выровняв песком, Выражая по-солдатски – Был хорошо устроен дом. Клозет и кухню смастерили, Колодец, карцер для солдат, Из тесу церковь сколотили, И для дневальных стоек ряд. Устроен лагерь был на диво, Полюбоваться всякий мог, Уютно было и красиво, Но долго жить в нем не пришлось. А как прекрасно мы тут жили, Но я об этом уж писал, Как кофе к финкам пить ходили И папиросы покупать. Но в самый день Петра и Павла Произошел переворот, Нам эта весть нежданно налетела. Объявлен нам на фронт поход. Еще лишь месяц протянули, И весь наш третий баталион В то время в карауле был, Службу городскую продолжая, Какая роскошь здесь, культура Во всех исполнила солдат, Буквально в зелени тонула, Блистало радугой в цветах. Люблю я вечером, бывало, В саду на горке посидеть. Здесь вид на гавань открывало, И любо было посмотреть, Как чайки-лодочки скользили По чуть качающим волнам. Баржи буксиры подводили, Шли корабли под парусам. И в сердце бедного солдата Экстаз голубой проникал, Когда последний луч заката На белом парусе играл. На катерах, как чайки белые Матросы лишь судов снуют. А там в назначенных пределах Стоит, как крепость, дредноут. Рубашки белые матроса Скользят, как тени, там и тут На близ стоящих миноносцах, Как будто боя они ждут. Спустилась ночь, и от залива Прохладный ветер потянул. Открылась новая картина, Когда на гавань я взглянул. Кругом лучи, вода сияла От блеска тысячи огней. И им как будто бы играла, Как ветер маком обсыпал средь полей. Благословенную минутку Мне посылал тогда Христос. Душой страдаю я, Как вспоминаю Гельсингфорс. Но час пришел нам с ним расстаться, Тот день тяжел был для меня. Воспоминания же, признаться, На век в душе оставил я. Когда нам транспорт погрузили, До Ревеля мы ехали водой. На город с моря вид открылся Опять чудесный передо мной. Остался далеко за нами Последний остров, И лишь чернели за волнами Стены крепости (Свеаборга). Вот золоченый крест собора Блеснул, как луч, в последний раз, И скрылся навсегда из взора В иную жизнь остров наш. Напрасно взгляд мой, как безумный, Повсюду трепетно блуждал. Лишь волны синие бесшумно Огромный транспорт прорезал. Но очень медленно, казалось, Он продолжал свой путь вперед. И бесконечной представлялась Пустыня этих синих вод. Тревогой ночи утомленный, Спустился с палубы я в трюм. И там под шум машины мантонито (?) Тянул под гнетом разных дум. Но вот в Ревель мы прибыли, Пешком по городу прошли. И здесь на поезд посадили, И дальше в Ригу повезли. Под Ригой месяц мы ютились На берегу больших озер. И рыть окопы тут учились Средь небольших песчаных гор. Потом ушли стоять в окопы На первой линии огня. Но те походы нашей роты Писал подробно прежде я.
Пост N: 5342
Откуда: Эстляндия, Ревель
Рейтинг:
25
Отправлено: 19.08.09 07:19. Заголовок: На нижней фотографии..
На нижней фотографии отснят момент несколько более поздний. Хотя, конечно, вспоминать о Первой мировой можно, глядя и на этот вид Даугавы в 20-е или 30-е годы прошлого века.
Уважаемый Автроил - ну что ж Вы так ? На фоте имеем цельных 4 мачты германских тральцов типа М причем в первозданном (не переделанном) виде судя по персонажу первого плана - известный "товарищ" Вирсайтис - будущий латышский флагман из ентих "братков" будет. Когда эти ребятки в таком виде могли попасть в славный русский город ? Правильно - в промежутке с сентября 1917 (когда он пал) и по конец декабря 1918 года (когда незванных гостей оттуда попросили). Причем тут вид на архитектуру заднего плана еще до боев 19 года когда ее немного подпортили ? Четко первая мировая (не позже) и период я обозначил чуть выше. Есть еще несколько фот с подобными персонажами в природе а плотно порывшись можно и найти какая именно немецкая тральная флотилия в 17 - 18 в городе стояла. Или у Вас есть точные данные что цельных 4 дойчляндских тральца тип М в 20 - 30 гг с "оффициально - дружественным " визитом в сей город наведывались ? Действительно интересно - не подскажете кто именно и какого числа с годом ?
Отправлено: 19.08.09 19:17. Заголовок: Рамзес пишет: На фо..
Рамзес пишет:
цитата:
На фоте имеем цельных 4 мачты германских тральцов типа М
и одного миноносца...
а вот про датировку фото точно не скажу... Как-то все ее относят к ПМВ, но зная бардак с атрибуцией немецких фото, вполне может оказаться како-нибудь Веймар начала 20-х годов...
Отправлено: 19.08.09 20:06. Заголовок: Вить - тут вопрос ат..
Вить - тут вопрос атрибутации плотно с историей пересекается. Место - Рига. Ты что - то знаешь о визитах веймарских посудин в сей город в начале 20 -х ? После войны 1919 года латыши с немчурой дипотношения только в 23 или 24 востановили - позднее чем с Советами. Там друг к другу очень много вопросов было - кто у кого больше спер. А вот с осени 17 по конец 18 вопросов никаких - город под немцем и любая их посудина спокойно может туда шляться (военные же особенно - конечно кому размеры позволяют).
Пост N: 3283
Откуда: россия, санкт-петербург
Рейтинг:
16
Отправлено: 13.09.09 09:26. Заголовок: Серж. Я не знал если..
Серж. Я не знал если эта книга в инете, честно, искал, не нашел, но при моих компзнаниях , мог и не там искать. Сегодня, если не найдут ссылку, то буду продолжать...
Отправлено: 03.11.12 01:57. Заголовок: наверно, сюда ГИБЕЛ..
наверно, сюда
ГИБЕЛЬ "ПРУТА" (Рассказ доктора Бурко)
К сожалению, мы ничего не знаем об авторе этих воспоминаний; даже инициалы доктора Бурко нам не известны. Тем не менее запись его рассказа о турецком плене, хранящаяся в личном архиве историка К.Б. Стрельбицкого, представляет несомненный интерес. Сегодня мы публикуем ее фрагмент, повествующий о гибели минного заградителя "Прут".
16 октября 1914 года, в день объявления войны России Турцией германо-турецкий крейсер-дредноут "Гебен" с двумя миноносцами подошел к Евпатории, а затем, к 6 часам утра подошел к Севастополю (прим. рассказчика — "Гебен" с миноносцами вышел в море до объявления войны, и у Одессы т. миноносец потопил к. лодку "Донец"). Начальник I дивизиона миноносцев князь Т... на "Лейтенанте Пущине" бросился в атаку на "Гебен", но благодаря случайному выстрелу, который попал в котел миноносца, последний принужден был вернуться в Севастополь. После посещения Севастополя "Гебен" отправился к Константинополю, но, увидав транспорт-заградитель "Прут", направился к нему с явным намерением захватить его в качестве военного приза. Встреча с "Гебеном" произошла между Георгиевским и Херсонесским монастырями следующим образом. Сквозь туман мы заметили большой двухтрубный корабль Сначала думали, что это броненосец "Три Святителя". Еще больше ввели нас в заблуждение наши же миноносцы, атаковавшие "Гебен". Но когда туман рассеялся, все увидали, что это "Гебен". Увидав неприятеля, на корабле застопорили машины и начали выпускать пары, так как было немыслимо вступать в бой транспорту, имевшему в погребах 700 мин заграждения и вооруженному двумя маленькими 47 м/м орудиями, с современным крейсером-дредноутом, вооруженным дальнобойными 11-дюймовыми орудиями. Открыв кингстоны, командир лейтенант Рагузский на сигнал с Тебена" "Сдавайтесь!" велел поднять стеньговый Андреевский флаг. О сдаче и не было речи. Как только был поднят Андреевский флаг, с Тебена" грянуло два залпа из шестидюймовых орудий всего борта. Была сбита корабельная мачта и разворочен борт. В трюмах находилась уже вода. После второго залпа матросы, офицеры и я попрыгали в воду, но некоторые уже в воде попали в зону падающих осколков, как, например, мичман Б..., и там погибли. "Прут" начал погружаться кормой в море. В это время подошел турецкий миноносец, выпустил в него торпеду, но она, к счастью, пошла мимо кормы и затонула. То же самое пытался сделать другой миноносец, но успех был одинаков. Наконец "Прут" начал быстро погружаться в воду, нос судна высоко поднялся на воздух; легкий корпус "Прута" не выдержал это, и "Прут", переломанный пополам, под Андреевским флагом погрузился в воду под громкое "Ура" плавающих на воде русских. К плавающим, пробывшим в холодной воде более получаса (дело происходило во второй половине октября) и уже продрогшим, подошли шлюпки с турецкого миноносца и начали их подбирать. На воде оставались еще я и матрос, и нас последних подобрал второй турецкий миноносец. После того, как турки подобрали наших плавающих, последних перевезли на "Гебен"; затем всех разместили по каютам, поставили часовых и объявили нам, что мы — военнопленные.
Пост N: 4189
: Старший флагман
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Рейтинг:
30
Отправлено: 03.11.12 11:13. Заголовок: К сожалению, в этом ..
К сожалению, в этом интересном тексте много глупостей...
Так, на "Пруте" во время его расстрела германским линейным крейсером «GOEBEN» погибли (кроме нижних чинов):
ревизор мичман Константин Сергеевич Смирнов 10-й минный офицер лейтенант Александр Владиславович Рогуский судовой священник Иеромонах отец Антоний (Смирнов)
О каком же мичмане Б... ведёт речь автор?
Далее. ветер79 пишет:
цитата:
Открыв кингстоны, командир лейтенант Рагузский на сигнал с Тебена" "Сдавайтесь!" велел поднять стеньговый Андреевский флаг.
Командиром корабля был вовсе не лейтенант Рагуский, а капитан 2 ранга Г.А. Быков, который попал в плен.
Список пленных с "Прута" у меня был, но в "бумажном" виде, и на другой квартире, так что сейчас привести его не могу, но надеюсь вернуться к этому на следующей неделе.
Пост N: 4191
: Старший флагман
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Рейтинг:
30
Отправлено: 03.11.12 21:45. Заголовок: Здравый смысл мог по..
Здравый смысл мог помешать лишь отправлять гружёный минами пароход для перевозки пехоты, но едва ли бы он заставил кого-то выгружать прорву мин чтобы перевезти людей и затем всё погрузить обратно... Увы, у меня под руками нет текста Варнека на эту тему. Его перепечатывал "Гангут", но под рукой нет журнала...
Там же названа и фамилия попавшего в плен врача - Алешин. Лезем в компьютер.
Алешин Владимир Иванович. Врач, коллежский советник. Судовой врач МЗ "Прут". В турецком плену с 16.10.1914 (РГАВМФ. Ф.417. Оп.4. Д.2180. Л.88). Находился в Измиде (РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2327. Л. 32).
Пост N: 699
Откуда: Россия, Кирово-Чепецк
Рейтинг:
8
Отправлено: 04.11.12 03:35. Заголовок: Уважаемые, я конечно..
Уважаемые, я конечно не хочу оправдывать командование Черноморским флотом в 1914 г., но посудите сами, в России, как и 100 лет назад так и сейчас преобладает маразм и дебилизм. Командованию ЧФ поступил приказ перевезти войска, на чем, транспортной флотилии еще нет, подходящих транспортов то же, к частнику не обратишся, ЭМ,ЛК не пошлеш, к тому же война не объявлена. Вот и попал "Прут", сроки поджимают, кто ж его от мин разгружать будет, предвоенная обстановка. Единственное прекрытие надо было наверное обеспечить.
Нормально посадить бы еще 800 второочередных солдатикав на 700мин и прокатить под обстрелом *Гебена * и ММ .Не говоря , что они и покурить захотят . К счастью обошлось. Из статьи Варнека -в чем подвиг Рагусского - дал команду на *подрыв днища * , выполняя приказ командира . Потом убит осколками снаряда . Посмертно(!) _Георгий 4 ст. С о. Антонием - все уже на шлюпках или на воде, а его вроде и забыли... Короче - элементарный пиар- отмазка(ИМХО). И до сих пор в точке с координатами ...(см. Гугл) на глубине 124м лежит судно с 700 минами ? С ув. Вох.
Воспоминания Бекмана Альфреда Андреевича о службе на "Цесаревиче" (http://heninen.net/bekman/alfred/memories/):
"Еще за 2 месяца до нашего производства в офицеры в ОГК приехал с линкора Цесаревич, зимовавшего в Рижском заливе, мичман Буман, который вызвал меня и передал от имени кают-компании корабля приглашение служить на линкоре. В случае моего согласия об этом будет сообщено в штаб Балтфлота. Чувства мои были двойственны: с одной стороны льстило приглашение, но с другой - ведь Цесаревич - корабль построенный еще в 1904 и ему недолго осталось плавать. Но зато у него славное боевое прошлое, сейчас он защищает самые передовые позиции флота и участие в морских боях обеспечено! Я поблагодарил за приглашение и согласился.
И вот я в парадной офицерской морской форме (при сабле!) еду в Царское Село [1] домой показаться и проститься с сестрами. В вагоне поезда при виде меня какая-то аристократического вида дама громко сообщила своей спутнице: "Ах, этих бедных юношей посылают на корабли, на которых матросы перебили всех офицеров..." Не удерживаюсь и говорю: "Сударыня, эти слухи весьма преувеличены. Я, например, направляюсь на корабль, где никого из офицеров не тронули". Ламентации дамы кончились, но на моей душе все-таки стало немного муторно. Через пару дней я уже ехал в Гельсингфорс [2].
В штабе флота я встретил опередившего меня Ивана Исакова [3], который уже получил назначение на достраивавшийся в Ревеле [4] (Копли) Изяслав и Бориса Гаврилова, который также с ближайшим рейсом Ермака отправлялся в Ревель.
Когда на Кречете я явился к флаг-капитану по распорядительно-строевой части старшему лейтенанту Эльсперу, он взглянул в какой-то список и сказал, что на меня есть заявка на Цесаревич, но что мне можно еще погулять два дня в Гельсингфорсе, так как не готова партия новобранцев, которую я должен буду принять в Ревеле и доставить в Рижский залив на Цесаревич. Проводив Исакова и Гаврилова, я еще пару дней знакомился с Гельсингфорсом.
В назначенный день я отправился на Ермаке в Ревель. Командовал тогда Ермаком отставной капитан I ранга Фельман - отец нашего однокашника по ОГК, с которым я здесь встретился. Последний представил меня отцу, почему я мог подняться на капитанский мостик и наблюдать за мощной работой ледокола, разбивавшего с легкостью огромные льдины толщиной почти в метр.
Когда я спустился в салон, в котором находилось несколько офицеров разных рангов от мичмана до старлейта, я стал свидетелем жаркого спора между возбужденно ходившим взад и вперед по салону старлейтом и его аудиторией, спора, который разоблачал глубочайшее невежество самого оратора да и некоторых участников спора в самых элементарных вопросах политики. Прошло несколько лет и однажды во время маневров я встретил оратора: он сменил вехи и командовал канонерской лодкой на Балтике.
Осмотрев Ревельские достопримечательности (частично уже знакомые мне) и приняв человек 25 новобранцев во главе с унтер-офицером, мы отправились на вокзал.
Поезд Ревель - Гапсоль состоял из состоял из ветхих старых жестких вагонов. Разместив вверенное мне пополнение, я занял свободное место в открытом купе, где уже сидели два священника, обложенные всякими домашними припасами, которыми они закусывали, усердно подливая себе водку из четверти (!) стоявшей под столиком. Старший из них обратился ко мне с вопросом: "Куда вы направляетесь, молодой человек?" Я ответил что в Рижский залив. "Не на Цесаревич ли?" Оказалось, что вопрошающий - судовой священник с Цесаревича, а с ним его друг пастырь из Ориссар [5] на острове Эзель [6]. Они навестили своего друга в Ревеле и теперь, возвращаясь домой, поправлялись - пока мы ехали (часов пять) они осушили почти всю бутылку водки. Я участвовать категорически отказался. Фамилия его была Карчи/неразборчиво/ (из черного духовенства). Это было мое первое знакомство с представителем личного состава корабля. На корабле его звали "Корнет Корчиноги", так как будучи в подпитии он задирал рясу и отплясывал гопака. Революцию он рассматривал, как пришествие Антихриста. Свое пребывание на Цесаревиче - как жестокий искус. Когда батюшка заходил в часы отдыха в салон, то "верующие" лейтенанты, найдя особо пикантное место в библии с деланной наивностью просили разъяснить им смысл. Мичманы этого делать не смели. К осени 1917 года батюшка ушел с корабля получив какой-то приход на берегу.
Направились к еще недостроенным причалам Рогокюля, где нас ожидал ледокольный буксир, который доставил нас на рейд Куйвасту у острова Моон [7] к стоявшему среди крошева битого льда на двух якорях Цесаревичу. Встретили нас вахтенный начальник и представитель судового комитета, на шканцах толпились любопытные из команды. Отрапортовав и представив им своих подопечных, я поздоровался с вахтенным начальником. Вахтенный начальник предупредил с несколько смущенной улыбкой, что согласно новому порядку, следует предъявить к осмотру чемодан. Член судового комитета быстро просмотрел нехитрое мичманское имущество и передал выданный мне еще на Кречете пистолет "кольт" в артиллерийскую часть на хранение.
Я конечно обрадовался, когда появились мичманы Сергей Абрамович и Буман - мой "крестник", который повел меня к старшему офицеру старлейту барону Вреде. Тот как-то смерил меня с ног до головы, подал руку, втянул с легким шипом через зубы воздух и поздоровался. Затем, обращаясь к мичману Буману, распорядился, чтобы мне показали мою каюту (по левому борту на батарейной палубе около средней шестидюймовой башни) и накормили.
Когда я привел себя в порядок, Буман привел меня в кают-компанию, к которой примыкал адмиральский салон, также предоставленный офицерскому составу. Все офицеры находившиеся в салоне и в кают-компании подходили здороваться со мной, произнося различные приветствия. Я чувствовал себя обласканным и не очень робел, тем более, что два мичмана старшего выпуска ОГК (Абрамович и Буман) как бы приняли шефство надо мной.
/Далее в рукописи отсутствует две страницы/
Гражданин продолжал стоять на якоре в рейде Куйвасту. Здесь нес свою службу зимовавший вместе с ним Адмирал Макаров. Тут же, с началом навигации в Рижском заливе, постоянно стояли эсминцы. Приходил и Изяслав, но встретиться с Жано [8] не удавалось. Ездили изредка в гости друг к другу, а также на берег, где на почтовой станции Куйвасту можно было заказать прекрасный обед с закуской из копченого угря, поросенка и т.п. Большая гостиная была в распоряжении любителей покера и виста. Кроме этого там приветливо встречала гостей дочь почтмейстера хорошенькая 19-летняя Эрика, которая распоряжалась верховыми лошадьми удравшего в Германию с острова Моон барона Вольфа, что давало возможность делать верховые прогулки по острову. Кроме этого Эрика знала место, где барон закопал восемь бочек с контрабандным спиртом... Управлявший имением Вольфа отец Эрики Артур тоже его знал и поэтому на стол всегда подавали запотевший графин со "шнапсом".
Ночная вахта, особенно в период белых ночей, требовала повышенной бдительности так как немецкие самолеты-разведчики довольно часто пролетали над островом Моон и рейдом, а часто и стаи уток, пролетавшие вдали, вызывали ложную тревогу сигнальщиков. Далеко на северо-западе иногда проплывал Цеппелин-разведчик. Изредка немцы делали налеты, сбрасывали бомбы, но ввиду интенсивного огня противовоздушной артиллерии кораблей их бомбы взрывались главным образом в стороне. Впрочем однажды, когда в налете участвовало значительное число германских самолетов и кругом рвались бомбы, один из заряжающих обалдев застыл с унитарным патроном в руках, пока управлявший огнем старший артиллерист Гагарин не дал ему хорошего тумака. Инцидент не вызвал нареканий, не дебатировался, и даже был одобрен командой.
Еще в начале моей службы на корабле на моей вахте во время разводки вахтенного отделения один из молодых матросов стоя в строю начал лузгать семечки и плевать шелуху на палубу, заметив это, я сделал ему в достаточно резкой форме выговор, на что он заявил, что сейчас не старый режим. Я оборвал его и он перестал. Когда вахта была разведена ко мне подошел унтер-офицер отделения и извиняющимся тоном уверил меня, что такое больше не повторится - "Мы ему мозги вправим".
В моей роте (третьей) было два матроса-радиста, которые готовились к экзаменам в среднее учебное заведение. Как-то я, разговаривая с председателем судового комитета, сказал ему, что сейчас, очевидно, в продвижении офицерского состава будет определяющим лозунг "дорога - таланту". Поймав меня на слове, председатель рекомендовал мне помочь упомянутым радистам в овладении математикой и русским языком. Регулярные ежедневные занятия принесли обоюдную пользу, поскольку это дало мне возможность более полно понять мысли и устремления передовой матросской массы.
Изредка приезжали агитаторы из Центробалта, в их выступлениях, конечно, сквозило определенное недоверие к офицерскому составу, но взаимоотношения с командой оставались ровными и служба шла в точном соответствии с уставом.
Может быть, боевое прошлое корабля, которое всем было известно, играло здесь свою роль, вызывая чувство долга перед своим народом, перед революцией.
А история корабля была вдохновляющая: построенный в 1903 году Цесаревич был направлен в состав Порт-Артурской эскадры. При вероломном нападении японцев 9 января 1904 года Цесаревич был торпедирован, но после ремонта опять вернулся в строй и под флагом командующего эскадрой Витгефта [9] участвовал в бою с превосходящей по мощи японской эскадрой в Желтом море и, несмотря на тяжелые повреждения, все же прорвался в Киао-Чао [10]. При этом и командующий эскадрой и командир были убиты [11], значительными были потери в личном составе.
Позднее он вошел в состав Балтийского флота и совершил не одно заграничное плавание. В 1908 году во время землетрясения в Мессине команда Цесаревича отличилась при спасении жителей из-под обломков разрушенных зданий. Об этом свидетельствовал большой бронзовый барельеф в адмиральском салоне с изображением сцен землетрясения и благодарственной надписью, подаренный экипажу Цесаревича.
В кают-компании обсуждались последние события, мелькали фамилии Вердеревский, Дыбенко, Развозов [12]. К осени 1917 года стало заметно известное расслоение в среде офицерского состава: после резкого инцидента с двумя механиками ушел старший офицер Вреде. Объявил себя сторонником анархистов-коммунистов мичман Щегловский, имевший прозвище "Ща", замкнулся в себе мичман Лаппо [13]:
Однако большинство продолжало честно служить своему народу и после октябрьской революции преданно трудились, создавая военно-морской флот страны советов (это относится к Гагарину, Ганенфельду, Буману, Абрамовичу и другим). Из числа команды многие занимали впоследствии ответственные должности в аппарате морского ведомства и других органах советской власти. Так например, председатель судового комитета возглавлял управление по снабжению флота.
Может быть жизнь на корабле пошла бы иначе, но Гражданин стоял на передовой позиции. Налеты немцев, проходившие к Церелю эсминцы и уходившие на позиции подводные лодки - все напоминало о том, что враг не дремлет.
Пришло на рейд Куйвасту штабное судно минной дивизии Либава. Число эсминцев на рейде росло. Пришли канлодки Храбрый и Грозящий. Осенью появилась Слава, потом - не без труда выбравшиеся из Гельсингфорса Баян и Диана. Стало ясно, что надвигаются серьезные события.
Оживилась немецкая авиация. Один за другим последовало два серьезных налета, не причинивших, однако, ущерба ввиду очень плотного противовоздушного огня со всех судов Куйвастского рейда, постоянных сообщений службы связи и разведочных постов.
Мне поручена шифровальная работа, для чего предоставлена адмиральская каюта. Урывками засыпая, обнимал ящик с шифрами.
В конце августа из-под Риги вернулись эсминцы, которые привезли печальную весть о сдаче города. Стала реальной угроза Рижскому заливу и его островам. Мы понимали, что защищать морские рубежи выпало нам и настроение у большинства было боевое.
В начале сентября всех нас потрясла трагическая гибель эскадренного миноносца Охотник, взорвавшегося на мине недалеко от южного берега острова Эзель. На нем погиб брат нашего старшего офицера, которого мы все уважали и любили.
На рассвете 28 сентября 1917 г. мы приняли сообщение по радио, что крупные силы германского флота подошли к бухте Тагалахта в северо-западной части острова Эзель. Это был целый флот, насчитывавший до 300 судов. Отделившийся отряд из 15 эсминцев и крейсера подошел к южной оконечности острова Даго [14] и, подавив огонь батареи [15], высадил десант мотоциклистов. В бухте Тагалахта немцы высаживали мотоциклетные и кавалерийские части, которые с ходу двинулись двумя колоннами на Аренсбург [16] и Ориссар.
Наш корабль стоит в двухчасовой готовности. Как жаль, что мы не можем пойти на Кассары!
Славу направили для поддержки защитников Ориссарской дамбы. Создали ей крен до 5 градусов на правый борт и теперь ее артиллерия доставала немцев, наступавших на предмостные укрепления Ориссарской дамбы. С Гражданина мы ночью наблюдали за разрывами семнадцатидюймовых снарядов на острове Эзель, ведь на предмостном укреплении у дамбы Ориссара сражался наш десант из 30 добровольцев во главе с мичманом, еще накануне отправившийся защищать дамбу. Стало известно, что пехотные части откатываются от Аренсбурга и Ориссары и только 107 дивизия Иванова оказывает сопротивление немецкому десанту.
Вернулся наш десант с дамбы Ориссара - его сменили. С Цереля радировали о необходимости немедленной помощи. Эскадренный миноносец Украйна сообщил о том, что Церель сдался.
2 октября Гражданин получил приказ идти к Церелю. Вместе с нами пошли эскадренные миноносцы Амурец, Стерегущий и Туркменец Ставропольский - наши соседи по стоянке у Куйвасту и партнеры по игре в теннис.
При подходе к Аренсбургу уже под вечер налетели немецкие самолеты - противовоздушная артиллерия отогнала их и ни одна бомба не попала в цель. Внезапно показался перископ какой-то подводной лодки. Пошла стрельба ныркими снарядами. Не без труда дали отбой, оттаскивая комендоров от орудий - видимо, нервное напряжение после перехода по узкому проходу между отмелями и минными полями оказалось для иных чрезмерным.
С очередной расшифрованной радиограммой я выскочил на мостик, передаю листок командиру капитану I ранга Руденскому [19]. Он берет его не поворачивая головы и глядит прямо вперед. Я невольно гляжу туда же: впереди черная полоска воды и за ней угадывается берег Сворбе - это почти сплошная желто-красная полоса огня, из которой вырываются к небу протуберанцы зеленоватых всплесков. Кругом на шлюпках и плотах, мелких суденышках кричат и размахивают шапками люди. Гражданин продолжает идти - людей подбирают идущие следом эсминцы - поставлена задача уничтожить Церель!
И Гражданин открыл огонь. Разрывы снарядов яркими зеленовато-белыми вспышками ложились на территории Церельской батареи. Вот наш залп взметнул к небу желтоватый фонтан огня, вероятно загорелось хранилище горючего. Желтое пламя распространяется по территории и вскоре среди этого моря огня начинают взметаться огненные фонтаны рвущиеся снарядов, разбросанных взрывами по батарее среди разлившейся горящей нефти.
Темнело, в жарких отсветах зарева Цереля на воде виднелись спасавшиеся на лодках и плотах люди. Нескольких человек вытащили на палубу Гражданина. Их отвели вниз. Никто не жалел их и наслушались они немало слов полных презрения.
С сопровождавших Гражданин эсминцев передали: спасенные офицеры сообщают, что батарея на Цереле была уничтожена. На Гражданине проиграли дробь и линкор повернул на обратный путь, но вскоре луч прожектора нащупал распластанную на доске фигуру человека. Его подняли на палубу. Спасенный оказался мичманом из орудийной батареи. Опрошенный, он утверждал, что все орудия батареи были целы.
К утру Гражданин встал на якорь на рейде Куйвасту. Слава стояла на якоре у входа в Моонзунд, имея искусственно созданный крен в пять градусов. Она обстреливала вражеские эсминцы, поддерживая наш XIII дивизион, где на Изяславе сражался мой друг Жано Исаков. В сражении немцы потеряли три корабля из десяти, и, попав под огонь Грозящего, отступили. Однако Изяслав из-за сильной вибрации ввиду повреждения винтов был принужден уйти в Рогокюль для ремонта.
Это было третьего октября, в канун моонзундского сражения. Все ночь пришлось не отрываться от шифров - непрерывно шли радиограммы.
На рассвете 4 октября Деятельный, зорко следивший за прорывавшимися в Рижский залив немецкими судами, сообщил о движении к Куйвасту тральщиков, эсминцев и двух линкоров - König и Kronprinz. Улучив момент я забрался на дальномер и увидал на горизонте мачты, башни и трубы вражеских линкоров.
Переодевшись во все чистое, все офицеры уже собрались в кают-компании. Вид у всех был серьезный, но раздавались и шутки, а Абрамович напевал песню Вертинского "Ваши пальцы пахнут ладаном", но быстро замолчал после реплики кого-то из старших. Вошел спокойный командир Руденский. После короткого собрания от поднялся в боевую рубку.
Старший артиллерист вручил мне "кольт" и я поспешил на центральный пост. Положив пистолет на полочку и поздоровавшись с радистами, сразу же проверил связь с боевой рубкой и приготовился к работе.
Вскоре Гражданин начал маневрировать, потряхивая на реверсах. Радисты, в том числе и два моих ученика, надев наушники вскоре начали записывать.
И вот вздрогнул Гражданин - башни открыли огонь. Цель - тральщики и миноносцы противника. Корпус корабля при каждом залпе содрогался и при этом раздавались как будто пистолетные выстрелы внутри судна - это ударялись об окружающую сталь оторванные чрезмерными усилиями головки заклепок.
По шифру сообщили о попадании в Kronprinz - на нем пожар! Ура! Немцы стали отходить и перенесли огонь на десятидюймовую батарею на юго-восточном мысе острова Моон. Там высоко взлетали громадные сосны, перемешиваясь со столбами земли и камня.
Слава развернулась кормой вперед и повела огонь из кормовой башни. Носовые замолчали. Гражданин пошел на сближение с противником и вместе с Баяном громит тральщики и миноносцы. Атаку Гражданина поддерживают также эсминцы Донской Казак и Туркменец Ставропольский. В облаках пара исчезают немецкий миноносец и тральщик, остальные срочно отходят. König и Kronprinz переносят огонь на десятидюймовую батарею, только недавно устроенную на юго-восточном мысе острова Моон.
Наступила пауза и на Баяне был подан сигнал - время обедать. Поели быстро и без аппетита. Кают-компания и салон были оборудованы под лазарет.
Кругом все пылало и тральщик пожарной дивизии тушил пожар.
Еще через некоторое время снаряд, ударившись под очень острым углом в броню шестидюймовой башни левого борта и отколов от броневой плиты огромную раковину, пробил наружный борт батарейной палубы и разорвался около запасных динамо-машин, превратив их в подобие гигантского вороньего или сорочьего гнезда.
В этот момент для тушения пожара по правому борту бежали матросы тральщика пожарной дивизии - в основном водолазы - и плотник из моей роты; осколком в сердце убит молодой плотник и тяжело ранено девять человек, главным образом водолазы.
Осколки изрешетили три каюты, в том числе мою - и главное - мой платяной шкаф со всей амуницией "первого срока".
Не успели мы опомниться после грохота разорвавшегося над нами снаряда, как радисты, растерянно глядя друг на друга, удостоверились в том, что нет радиосигналов - очевидно перебило антенну.
Мы бросились с моими двумя учениками наверх - из под верхней палубы пробивался едкий желто-черный дым, трубы корабля были в пробоинах, но андреевский флаг гордо реял на мачте. Кусок антенны лежал на палубе и радист исправлял повреждения. Недолет, поднявший огромные водяные столбы через левый борт, заставил поспешить вниз. От Славы, имеющей значительный крен, и от Баяна тянулись черные дымные шлейфы. Бой шел к концу. На König пожар, но и Слава садится все ниже и на Баяне бушует пламя. Гражданин продолжает вести огонь.
Но вот уже принимаем радиограмму с Баяна - "Морским силам Рижского залива отойти".
Проходим мимо Славы - сидящей с большим креном на грунте. С нее на подошедшие миноносцы сыпется команда. Видно молоденьких салаг - моих новобранцев.
Следуем за Баяном, влазим в фарватер, под килем воды с ладонь!
Раненых и убитых погрузили на миноносцы. Приняли в этом участие и быстроходные тральщики VI дивизии, поддерживавшие связь между кораблями. Им предстоит тралить перед нами выход из Моонзунда.
Караван, ставший на якоря в проливе Моонзунд, состоял из 20 эсминцев, 3 канлодок, крейсеров Адмирал Макаров, Баян, Диана и Гражданина, за которым шел заградитель Амур, забрасывающий фарватер минами.
Весь день 7 октября прошел в воздушных тревогах. Вырвавшийся в последнюю минуту с острова Эзель наш гидросамолет сел недалеко от Гражданина и был поднят на палубу. На Баяне состоялось совещание командиров и к вечеру предводительствуемый быстроходными тральщиками караван двинулся. В сгустившихся сумерках трал одного из тральщиков задел за скалу и караван остановился.
Из опасения атак германских подводных лодок на Баяне решили прорываться без тральщиков. Благополучно пришли в Лапвик, где корабли были встречены с музыкой и криками ура. Мы же все искренне выражали свое восхищение перед великолепным маневрированием командира Руденского, благодаря чему Гражданин почти не имел потерь.
Шел третий день без сна. Обеспечение двухсторонней связи с командованием не давало ни минуты покоя. Сразу же после того, как идя к Гельсингфорсу Гражданин разрядил свои орудия, выстрелив из каждого в сторону моря, командир приказал мне лечь спать в адмиральской каюте до прихода в Гельсингфорс, где я и проснулся утром следующего дня.
На Гражданине начались ремонтные работы. Восстанавливали разрушенное - сильно пострадала одна из шестидюймовых башен, у которой снаряд отколол часть брони, после чего она "села" и вышла из строя. Большинство офицерских кают, начиная с кают-компании и адмиральского салона и каюта капитана также требовали капитального ремонта.
Бригады рабочих работали дружно и скоро все стало нормально. Команда стала разъезжаться по отпускам и на сухопутный фронт. Для нас, молодежи, наступило время учебы, то в штурманском, то в минном и артиллерийском офицерском классах. Были и такие, которые уехав в отпуск, больше не показывались.
В декабре Гражданин с первым караваном ушел в Кронштадт. В этом походе я уже не участвовал. Там наш старик простоял до 1922 года, когда был исключен из списков флота.
Весной 1918 года я был назначен на первую бригаду линейных кораблей флаг-офицером. Начальник бригады летом был переведен начальником морских сил Балтийского флота и вскоре взял меня в штаб флота.
Летом меня временно в качестве штурмана прикомандировали к военному транспорту Рига [20], на котором из Хельсинки эвакуировали наших военнопленных попавших к белым финнам Маннергейма и выезжающих из Финляндии на родину гражданских лиц. Поход прошел удачно и Рига прихватила из Хельсинки не одного из финских большевиков, за которыми охотилась белая гвардия финнов.
В этом же году в октябре меня вызвали в Москву и назначили секретарем и переводчиком морской комиссии, участвовавшей в работе по заключению Брестского мира. Председателем был уже знакомый мне адмирал Зеленой Александр Павлович [21]. Заседания комиссии проходили в Либаве, где со стороны Германии выступала морская комиссия во главе с командующим германским Балтийским флотом адмиралом фон Цеслером. В составе комиссии оказался бывший старший артиллерист с линкора Kronprinz. Разговорился с ним, познакомился, причем он заявил: "Да, это было очень тяжелое сражение". Очень интересным было знакомство с флаг-офицером германского командования флота. Он оказался в прошлом жителем города Риги, германским подданным из пруссаков. Любитель пропустить рюмочку и закусить ее русской икрой, которую мы предусмотрительно привезли с собой, он рассказал нам много интересного из жизни германского флота во время войны.
Возникшие во время переговоров разногласия заставили вернуться в Москву, где позиция нашей комиссии была одобрена начальником Морского Генерального штаба Евгением Андреевичем Беренсом и комиссаром Ларисой Михайловной Рейснер, с которой я уже ранее был знаком. В один из ее приездов в Петроград на Балтийский флот я был свидетелем ее бесстрашия, когда она с дамским браунингом в руках пришла в отряд, бушевавший на вокзале - толпу сильно подвыпивших братишек-анархистов.
В 1920 году я был переведен в Москву в Генмор, а в 1921 году - флаг-офицером к А.В.Немицу, с которым участвовал в боевых действиях на Азовском море против флота Врангеля, позднее в Севастополе, после взятия Крыма, и при организации переброски наших сухопутных частей из Крыма на Таманский полуостров зимой 1922 года.
Сменивший А.В.Немица Э.С.Панцержанский предложил мне должность состоящего для особых поручений. Я прослужил с ним до 1923 года, после чего упросил меня перевести вновь в плавсостав на Черное море, где служил в это время мой друг И.С.Исаков, с которым я все время встречался и когда был на Балтике и затем на Черном море, где одно время я был у него помощником на эсминце, а затем командовал им [22].
В 1925 году меня назначили флаг-офицером на отдельный дивизион подводных лодок, а в 1926 году я ушел из флота и с И.С.Исаковым встретился вновь в 1933 году [23].
1. Пушкин. 2. Хельсинки. 3. Впоследствии - адмирал флота Советского Союза. 4. Таллинн. 5. Ориссааре. 6. Сааремаа. 7. Муху. 8. Иван Исаков. 9. Контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт. 10. Циндао. 11. По другим данным, командир был только ранен. 12. Контр-адмирал Александр Владимирович Развозов (1879-1920). 13. Сергей Лаппо - из последнего выпуска императорского морского корпуса, впоследствии - полярный исследователь, профессор-гидрограф. 14. Хийумаа. 15. На полуострове Сырве. 16. Курессааре. 17. По другим данным - канонерская лодка Храбрый. 18. Получивший значительные повреждения и лишившийся хода эскадренный миноносец Гром был затоплен своей командой. 19. Капитан 1-го ранга Дмитрий Петрович Руденский (1882 - 1952). 20. В рейсе транспорта Рига под командованием капитана II ранга А.П.Максимова кроме Альфреда Бекмана, исполнявшего обязанности штурмана, принимали участие его однокашники Иван Исаков и Николай Голубев. 21. Контр-адмирал Александр Павлович Зеленой (1872 – 1922). 22. Эскадренный миноносец Корфу (с 5 февраля 1925 года - Петровский). 23. В 1926 году Бекман был арестован и по постановлению внесудебного заседания коллегии ОГПУ заключен в Соловецкий лагерь особого назначения, из которого был освобожден в 1933 году, по некоторым данным - не без вмешательства И.С.Исакова, находившегося в это время на трассе Беломорканала.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 492
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
, мог и не там искать. Сегодня, если не найдут ссылку, то буду продолжать...
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума