Журнал Кортик

Добавлю. Может кто осилит главку из моей статьи по 5 пехотному Сибирскому Иркутскому полку
Первый бой.
К середине апреля 1904 г., когда начались боевые действия в Манчжурии русская Маньчжурская армия насчитывала 123 тыс. чел. и 322 полевых орудия. Ее войска находились в 3 основных группировках: во Владивостоке и Приамурье (св. 24 тыс. чел.), в р-не Ляоян-Мукден (св. 28 тыс. чел.) и на Квантунском полуострове (св. 28 тыс. чел.). Кроме того, от Маньчжурской армии были выдвинуты 2 отдельных отряда: Южный (св. 23 тыс. чел.) – на побережье Ляодунского залива и Восточный (св. 19 тыс. чел.) – на границе с Кореей.
Японское командование в феврале 1904 г. высадило в Корее 1-ю армию генерала Куроки. К середине апреля эта армия (45 тыс. чел.) выдвинулась к границе с Маньчжурией и в бою на реке Ялу разбила русский Восточный отряд Захватив господство на море японцы 22 апреля начали высадку у Бицзыво на Ляодунском полуострове 2-й армии (45 тыс. чел.) генерала Оку. 13 мая 2-я армия захватила Цзинчжоу и прервала связь Порт-Артура с Маньчжурской армией. 6 мая у Дагушаня начали высадку войска генерала Кавамуры (16 тыс. чел.). 29 Стремясь деблокировать Порт-Артур, наместник Алексеев приказал «безотлагательно приступить» к подготовке наступления для выручки П.-Артура и довести назначенные для сего силы до 4-х дивизий (48 батальонов), ген. Куропаткин, телеграммой 19-го мая, указал гл-щему на крайнюю опасность движения нашего к П.-Артуру. По мнению ген. Куропаткина, опасность грозила не столько Ар-туру, сколько Манчжурской армии, в обход левого фланга которой японцы направили значительные силы на Саймацзы.
После ряда пререканий Куропаткин направил на выручку Порт-Артура 1-й Сибирский армейский корпус генерал-лейтенанта барона Штакельберга. Для обеспечения фланга от угрозы со стороны Дагушаньской группы Кавамуры к Далинскому перевалу 20 мая был, выдвинут отряд генерал-лейтенанта Левестама. Отряд включал 5-й Иркутский, 6-й Енисейский пехотные (3-батальона) и 21-й Восточно-Сибирский стрелковый полки, 1-й Сибирский артдивизион и казачью сотню. 30
1-2 июня 1-й Сибирский АК Штакельберга потерпел поражение и начал отход на север к г. Ляоян. В связи с этим задачей отряда стала задержать противника наступавшего в направлении Сюянь-Хайчен до сосредоточения Южного отряда Маньчжурской армии. Штаб армии ошибочно предполагал наличие на этом направлении 4 пехотных дивизий – на деле же там находился отряд Кавамуры (10-я дивизия и 1 гвардейская бригада). Отряд Кавамуры был связующим звеном между 1-й и 2-й японскими армиями. 13 июня 2-я армия начала наступление, Кавамура в связи с этим также перешел в наступление.
Задачи, которые были даны отряду генерала Левестама были противоречивы. Вот как описывает эти события Игнатьев штабной офицер при Маньчжурской армии 31: Эти соображения высказывал мне генерал Харкевич, неожиданно вызвавший меня к себе в вагон вечером 13 июня.
— На это важное направление,— сказал он,— выдвинут отряд генерала Левестама, которому поручено задержать противника на Далинском перевале. У нас имеются сведения, что японцы намереваются двинуться именно в этом направлении.
Не будучи в курсе всех оперативных вопросов, я с трудом следил за пальцем Харкевича, указывавшим по карте на совершенно черную от гор и незнакомую мне местность.
— Отсюда до Симучена, где сейчас находится штаб Левестама, по прямой линии всего каких-нибудь сорок верст. Правда, прямой дороги я туда не вижу, но на то вы и кавалерист. Вам будет дан конвой. Вы должны до рассвета найти Левестама и передать ему это собственноручное письмо командующего армией. Прочтите!
Помнится, письмо было довольно длинное. Оно посвящало Левестама во все детали сложной обстановки. Высказывались разные, противоречащие друг другу соображения, обещано было в ближайшее время усилить его отряд, с тем чтобы «силами, назначенными в Ваше подчинение, Вы удержались на позициях, кои сами для решительного боя изберете до подхода к Вам подкрепления; главное — не дайте себя обессилить поражением по частям».
Я попросил Харкевича уточнить это приказание, с тем чтобы выяснить, насколько упорно в конце концов требуется защищать Далинский перевал. Но мой бывший профессор профессорским же тоном заявил, что в письме все ясно сказано. Спорить не приходилось».
До самого начала наступления японцев русские не смогли определить ни силы ни группировку противника, и это не смотря на усиление отряда Левестама 7-м Сибирским казачьим полком. Опасаясь обхода противника, Левестам разбросал свои войска на 3 перехода по фронту и 2 перехода в глубину. К концу дня 12 июня к отряду Левестама присоединились пришедшие из Хайчена 2 батальона 8-го Томского Сибирского полка и батарея 2-го Сибирского артдивизиона. 32
Японцы наступали четырьмя колоннами общей силой 16 батальонов и 48 орудий.
К утру 13 июня на передовых позициях Далинского перевала находилось всего несколько рот 5-го Иркутского полка поддержанных охотниками 21-го Восточно-Сибирского полка, все они входили в отряд под командованием полковника Ласского. Около 12 часов дня было замечено продвижение 2 японских бригад с артиллерией по Сюяньской дороге. К трем часам дня японцы развернутые в стрелковые цепи начали атаку, но встреченные метким огнем отошли обратно. Наступление на этой позиции было отбито, но угроза обхода вынудила отряд отступить.
Тем временем казачьи разъезды донесли что японцы начали обходить правый фланг 9 пехотными батальонами, эти сведения были значительно преувеличены. Однако получив их Левестам решил всеми силами задержать противника, в резерве оставались только 2 батальона 8-го Томского полка. 14 июня генералу Левестаму были обещаны подкрепления Тамбовский пехотный полк и Уральская казачья бригада. 34
К утру 14 июня войска Далинского отряда располагались следующим образом: главная позиция, заблаговременно укрепленная на скатах высот в 1 версте к югу от Далинского перевала, разделялась долиной ручья на две части. Левый участок (подполковник Шереметов) был расположен на отроге с неширокой прогалиной, его занимали 2 роты Иркутского полка с батареей 1-го Сибирского артдивизиона. Правый участок (подполковник Крыштафович) расположенный на двух отрогах горного массива имел 2 яруса окопов занятых 2,5 ротами 21-го ВССП и батареей 6-й ВС артбригады. Сюяньская дорога при спуске в лощину прикрывалась проволочными сетями. К 5 часам утра прибыли еще 2 роты иркутцев. В резерве находились по батальону Иркутского, Енисейского, Томского и 21 ВС полков с несколькими батареями. Справа от Далинского перевала находился 1-й батальон Енисейского полка, он должен прикрыть Далинский отряд от обхода, а в случае отступления отряда прикрыть его отход. На левом фланге находились 2 роты Иркутского полка. В 5 верстах от левого фланга находилась рота иркутцев. Перед главной позицией стоял передовой отряд Ласского – 3-й батальон Иркутского полка с охотниками 21-го ВССП.
В третьем часу ночи японцы начали обходное движение передового отряда, Ласский приказал отступать. К 6 утра японцы сбили с фронта части Иркутского и Енисейских полков. Тем временем на левом фланге Далинской позиции вела боя 13-я рота Иркутского полка , ее позиции атаковал японский полк при поддержке артиллерии. Японцы заняв господствующие высоты подвергли ее губительному ружейному огню. Затем японцы обошли фланги позиции, обойденная с трех сторон рота стала отступать в направлении Далинского перевала. Рота отходила задерживаясь на каждой позиции обстреливая японцев. Это позволило основным силам отряда генерала Левестама избежать окружения. После этого боя в роте осталось 119 нижних чинов и 2 офицера. Командир роты капитан Рейнгардт был взят японцами в плен. 35
В 7 утра 14 июня главная позиция была атакована основными силами японцев с фронта. Русские открыли артиллерийский огонь, японская пехота залегла. Японцы поддержали пехоту усиленным огнем четырех артиллерийских батарей. Был атакован правый участок Далинской позиции, к этому времени у батареи подполковника Крыштафовича закончились снаряды. Левестам оценил обстановку и понял картину японского наступления, особенную угрозу представляли обходные колонны. Он приказал снимать артиллерию с позиции, затем начала отход и пехота. Как только японцы заметили отход русских они возобновили наступление против всего фронта, однако заняв Далинский перевал остановились.
Прибывший с инструкциями Куропаткина капитан Игнатьев вручил их генералу Левестаму … Старик бегло просмотрел письмо. 36
-Об этом мне уже говорил вчера вечером по телефону сам командующий. Но теперь уже поздно. Перевала мы удержать не можем.— В голосе старика чувствовалась беспомощность.
Потеряв своего начальника штаба генерал Левестам поручил исполнять его обязанности капитану Игнатьеву. Дальнейшие события Игнатьев описывает так: «Генералу не пришлось мне сообщать, что за несколько минут до моего приезда он уже отдал приказ об отступлении: на дороге, идущей с перевала, послышался грохот нашей батареи, отступавшей на рысях в долину, а слева от перевала, на вершине, показались люди, отступавшие небольшими группами.
Выбежав шагов на триста в сторону от дороги и поднявшись на ближайшую высоту, я рассчитывал разобраться в обстановке, но это, увы, было уже невозможно. Японцев не было видно, и с их стороны слышался только непрерывный пачечный ружейный огонь. А нам, по уставу, разрешалось доводить ружейный огонь до наибольшего напряжения только по сближении с противником, то есть перед самым переходом в штыковую атаку. На больших дистанциях рекомендовалось по возможности беречь патроны, «держать огонь в руках» и стрелять залпами лишь по особо важным целям. Этим видом огня многие злоупотребляли, он вошел как бы в традицию русской армии; хорошие, выдержанные залпы поддерживали дисциплину в войсках и рекомендовались таким военным авторитетом, как Драгомиров. Помню, что нам прививалась мысль о том, что не та пуля страшна, что летит, а та, что в дуле сидит. Приводился даже исторический пример из сражения под Бородино, подтверждающий этот парадокс: французская кавалерия при виде наших пехотных каре, спокойно державших ружья у ноги, сперва постепенно замедлила аллюр, а потом совсем повернула назад.
Прошло сто лет, а мы всё держались за старинку.
Наши отступали то кучками, то в одиночку, и только откуда-то справа раздавалась громкая команда:
— Рота, пли! Рота, пли!
На гребне стоял во весь рост офицер, почему-то сопровождая каждый залп взмахом шашки. К нему лезли люди в тяжелом снаряжении, еле передвигая ноги. Он изредка поворачивался, видимо подгоняя их.
Ружейный огонь тонул в громе артиллерийских выстрелов с японской стороны, но нам уже нечем было отвечать. Было ясно, что противник подготовляет общую атаку, что перевал уже потерян и надо как можно скорее закрепиться по ту сторону, чтобы пропустить беспорядочно отступающие передовые роты.
Едва я стал докладывать генералу мое предложение занять ротами резерва ближайшие гребни, как слева послышался крик: «Кавалерия!» — и вслед за тем отходившие люди побежали стремглав вниз по скату.
— Нет у японцев кавалерии,— закричал я ординарцам генерала,— остановите панику!
— Ваше высокоблагородие,— доложил мне в это время какой-то запыхавшийся стрелок, унтер-офицер 21-го полка,— это наши просят казаков, чтобы вывезти раненых — в гору невозможно их оттащить.
Мне показалось нелепым посылать конных людей под ружейный огонь на верную смерть, но отказаться я не посмел и приказал нескольким оставшимся казакам конвоя спешиться и помочь стрелкам вывезти на конях раненых. По традиции, унаследованной от турецкой войны, оставление раненых в руках неприятеля считалось почти таким же позором, как потеря пушек. В реляциях о бое так и писалось: «Отступили, вы неся всех раненых». Но о том, что для этого посылались на убой свежие части, велись бесполезные контратаки, приносились новые ненужные жертвы, конечно, не сообщалось.
Покончив с паникой, я стал распоряжаться высылкой на сопки все еще лежавших у деревни енисейцев.
— Разрешите, ваше превосходительство, сложить в деревне скатки и вещевые мешки, а то люди никогда не влезут на эти кручи,— докладывал я генералу.
Но возникло препятствие. Стоявший тут же престарелый командир батальона умоляюще просил генерала этого не делать, ибо он не может в таком случае отвечать за потерю казенного имущества. Короткий наш спор помогли разрешить японцы, возобновившие артиллерийский огонь по долине, но уже шрапнелью. По-видимому, они подтянули вперед свои батареи, но, как я ни вглядывался в полевой бинокль, обнаружить их не мог.
Енисейцы, сбросив снаряжение, побежали к горным отрогам, взлезли кое-как, скользя в своих тяжелых сапогах, на самый гребень, и оттуда снова раздались команды:
— Рота, пли! Рота, пли!
По кому они стреляли — определить было трудно.
Не успели мы организовать сопротивление на новом рубеже, как подбежал стрелок из охотничьей команды, в китайских улах и обмотках, и передал донесение неведомого мне до того полковника Станиславского об отходе его «верст на восемь в тыл под напором превосходных сил противника». Мы были обойдены по соседней долине с правого фланга, отделенной от нас горным хребтом. Медлить было нельзя. Надо было во что бы то ни стало опередить японцев и раньше их выйти к скрещению обеих долин.
С фронта японцы нас, по-видимому, не преследовали; мы скоро вышли из-под огня и смогли даже привести в порядок части, скатившиеся с перевала.»
К 6 часам вечера отряд Левестама собрался у Тадою куда также прибыли обещанные с утра Тамбовский пехотный полк и Уральская казачья бригада. Левестам доносил Куропаткину что на его части вышла 1-я армия Куроки. Эти сведения были не верны, однако Куропаткин им поверил, он собрал 40 батальонов и сам повел их отбивать перевал обратно. К его удивлению и негодованию, рассказывал участник этой экспедиции, удар этим кулаком пришелся по воздуху. Японцев на перевале не оказалось и он без боя был снова нами занят. Генерал Левестам остался командовать дивизией, а генерал Куропаткин вернулся командовать корпусом в Дашичао. В Петербург было донесено, что произведенною рекогносцировкою в направлении к Далинскому перевалу обнаружено, что японцы несколько отступили от занятых ими накануне позиций; оставленные японцами заставы, силою в несколько рот, после небольшой перестрелки отошли назад.
В бою 14 июня потери русских войск составили: 4 офицера и 160 нижних чинов ранеными, 4 офицера и 77 нижних чинов пропавшими без вести, 48 нижних чинов убитыми. Основные потери понес 5-й Иркутский полк: убитыми 26 человек, 55 пропавших без вести, 63 раненых и контуженных. Японские потери не превысили 200 человек. 37 В целом, оценивая дебют сибиряков можно сказать что, они достойно сражались. Неудачный исход сражения во многом вызван противоречивыми инструкциями Куропаткина. Следует также отметить, что командование отряда генерал Левестам и командиры полков не отвечали условиям современной войны. Это в значительной мере обусловлено малой численностью соединений резервных войск в мирное время. Сам Левестам в беседе с Игнатьевым говорил:
— Ах, да все это было бы еще ничего! — не раз, вздыхая, говорил мой старик.— Ведь главный виновник всего этого — Георгиевский крестик! Получил я его давно, молодым подпоручиком на Кавказе, в турецкую войну. Был назначен в прикрытие артиллерии, и весь мой подвиг заключался в том, что я не обращал внимания на турецкие ядра и проходил спокойно с одной стороны батареи на другую. Но какие же это были ядра? Разве можно их сравнить с японскими шимозами? Ну, потом благодаря крестику быстро продвигался по службе, обзавелся семьей, командовал там же, на Кавказе, полком и устроился начальником Тифлисского военного госпиталя — казенная квартира, райское место. И зачем нужно было меня с него трогать? Так вот из-за этого самого крестика главный штаб назначил меня — как боевого генерала — начальником Сибирской резервной бригады. А тут война, развернули нас в дивизию, в шестнадцать батальонов,— шутка ли сказать! Придали артиллерию, парки, обозы. Загнали в эти проклятые горы. Уверяю вас, что на Кавказе я куда лучше во всем разбирался.
По свидетельству того же Игнатьева Командир Енисейского полка, престарелый полковник Высоцкий, плохо видел на правый глаз и так же, как и Левестам, растерялся при виде собственного четырехбатальонного полка, развернутого из родного ему скромного резервного батальона. Особенно смущали его орудия и казаки, с которыми он попросту не знал, что делать, да еще в горах.38
При всех своих недостатках у командиров частей 4-го Сибирского армейского корпуса были и свои преимущества: командуя этими соединениями еще в мирное время, они знали своих людей. Следовательно, могли назначать для выполнения боевых задач наиболее способных офицеров. Сложность состояла в том, что роты имели значительный некомплект офицеров. Несмотря на то что, части имели значительное время на «сколачивание» и боевую подготовку, в силу равниной специфики боевой подготовки не были приспособлены для действий в горах. Пехота плохо взаимодействовала с артиллерией. Артиллерия из-за боязни обходов оставляла свои парки с боеприпасами далеко в тылу, поэтому при расходовании снарядов снималась с позиций. Именно по причине отсутствия снарядов в батарее подполковника Крыштафовича войска оставили главную позицию.